Малах закричал, указывая на что-то среди камней, остальные бросились к нему. И тут из кучи выметнулся длинный тонкий язык и схватил одного за лодыжку. Тут же ударили два топора и отсекли язык. Отбросив еще несколько камней, они открыли нам голову твари. Сейчас она казалась нормального размера, человеческого. Видать, только на несуразно длинном теле твари голова выглядела убого.
Измененный истошно завизжал, затрепыхался в каменных объятиях. Хельт, стоящий на камнях, оскалил зубы и занес топор.
— Сас! — выкрикнула большуха. И разразилась длинной речью.
Две большухи из других родов выслушали и закричали тоже. Хельт-малах стоял с занесенным топором и не шевелился.
— О чем они спорят? — спросил Альрик жреца, который по-прежнему повсюду следовал за большухами.
— Сине-белая большуха не согласна с тем, чтобы сафа убил тот хельт. Он получит много силы, и его род станет слишком могучим.
— А другие?
— Другие тоже не хотят давать так много силы другим родам. Тут всего два хельта, и их рода уже довольно сильны.
— Так почему б не отдать хускарлу?
— Они как раз до этого дошли. Считают, что хускарл получит так много силы, что может стать сафа. А сердец у них нет.
— А этот? — влез и я. — Разве сердце измененного не подойдет?
И жрец, и Альрик взглянули на меня с отвращением.
— Это не совсем тварь, — пояснил хёвдинг. — Это все же был человек. А есть сердце человека мерзко.
Я подумал и согласился. Кто знает, как подействует сердце измененного? Не хотелось бы из-за такой глупости превратиться во что-то подобное.
Тем временем тварь ерзала под камнями, сдвигала их, сбрасывала один за другим. Сумела вытащить руку целиком, хоть и изрядно изувеченную, и малахи сразу же отрубили ее по самое плечо. Но тянуть долго не стоило. Рано или поздно тварь вырвется из-под камней. Да, она будет не столь опасна, да вот только ноги-то у нее целы.
А вообще я б на месте хельта рубанул. И что ему потом смогут сделать большухи? Побьют? Отругают? Зато руны уже будут его. И роду почет, и ему хорошо.
Бабы… Им лишь бы языками почесать.
Альрик со жрецом отошли к большухам и о чем-то с ними спорили. Беззащитный говорил спокойно, а малахи — громко и возмущенно. Потом к ним подошел Полузубый, и спор быстро утих.
Хёвдинг вернулся ко мне, хлопнул по плечу и сказал:
— В первый раз в жизни делаю что-то столь необдуманное. Коли что, так хирд примешь ты.
И в два прыжка заскочил на кучу, вытащил меч и вогнал прямо в пасть твари. Выдернул и воткнул еще раз. А потом сверху вниз — в темя.
Я оглянулся. Наши стояли, разинув рты. Малахи-мужчины обрушились на большух с возмущением. Старухи вяло отмахивались от них и не спускали глаз с Альрика. Одна что-то прокаркала, и хельт, что торчал возле хёвдинга, переменил позу, как будто хотел убить его.
Восьмая руна. Девятая. Десятая…
Заполыхало чужой силой.
Если подымется еще на шаг, Альрика убьют. Прямо здесь, на камнях.
Вот о чем говорил Беззащитный!
Десятая руна. Почти хельт.
Альрик еще немного постоял на завале, подождал, а потом спрыгнул к нам.
— Хорошо, что я за зиму ни единой твари не убил. Вот как знал, — ухмыляясь, сказал он.
А я с разочарованием хлопнул себя по бедру.
— Чего ж прямо не сказал? Надо было мне его убить! С шестой руны я бы точно до десятой не прыгнул.
— Ага. И как бы я тебя тогда в узде держал?
Хёвдинг аж светился от счастья. Еще бы! Одним махом на три руны.
— И малахи так тебе и позволили убить тварь?
— Ни одна большуха не хотела усиления другого рода, — сказал жрец. — Раньше хотели отдать сафа хельту из Буролицых, там слабый род, и один мощный воин не изменил бы ничего. Но он погиб. А эти два хельта из сильных родов, им отдавать нельзя. Потому согласились отдать смерть чужаку. И если бы он шагнул выше, его бы убили там же. Таков был уговор. Но зря ты пошел на это, норд. Я видел воинов, которые, будучи на вторых небесах, не смогли удержаться и шагнули во тьму.
Не сразу, но я понял, что сказал жрец. Значит, некоторые уже на десятой руне становятся Измененными? И только боги знают, почему так происходит?
Хельт отчекрыжил твари голову и спустился, держа ее за длинные волосы.
Большухи снова заговорили, и жрец, как всегда, передал их слова.
— В честь такой доблестной битвы малахи устраивают пиршество и приглашают нас всех. Там же будет заключен союз.
— Как звали ту женщину? — перебил его я.
— Какую?
— Которая последняя вела за собой измененного. Которая осталась под завалом вместе с ним.
Жрец поговорил с малахами.
— Ее звали Рэнид из рода Красно-синих. Все ее дети умирали до получения благодати, потому она осталась пустыхой.
Одна большуха внимательно посмотрела на меня и сказала что-то еще.
— Она встанет возле Фомрира, — сказал я.
— Ее душа сольется с Праматерью и станет беречь свой род, — одновременно со мной перевел слова большухи жрец.
— Что за Праматерь еще?
— Я не понял до конца, во что верят малахи. Знаю лишь, что во главе всего стоит некая богиня, которую они зовут Праматерью, и от нее началось всё сущее: и мир, и люди, и твари.
— На Домну похоже. Но Домну ж вроде нашей Бездны, вроде темная богиня, зло, фоморы и все такое.
— Мне показалось, что малахи поклоняются именно бездне, только называют ее Праматерью.
Я лишь пожал плечами. Раньше бы, на северных островах, я бы удивился и даже испугался, узнав, что есть народы, почитающие бездну. Сейчас же, услыхав и увидав столько всего, познакомившись с разными обычаями, я ничему не удивлялся. Здесь нет таких холодов, как у нас, здесь нет Вардрунн, когда солнце пропадает на несколько дней. Почему бы им и не почитать Бездну?
Чужая вера, как и чужие боги, никак не делали моих богов хуже. Наоборот, чем больше я узнавал, тем больше я восхищался Скириром, Фомриром и другими северными богами. По крайней мере, нами не правили бабы. И бог-Солнце, который прежде злил меня, теперь казался лишь одним из многих чужих богов. Если у сарапов можно помереть от жары, почему бы и не попросить пощады у Солнца?
Пиршество устроили в роду, где был хельт. Они рисовали широкую белую полосу от лба до подбородка и узкую белую — над бровями. Их называли Крестолицыми. Нас же малахи между собой звали Безлицыми, и они явно не отличали бриттов и нордов.
Я впервые видел, как живут малахи.
Они строили почти такие же землянки, что и бритты. Мне подумалось, что бритты могли подглядеть это у малахов. Вот только по крыше малаха можно было пройти и даже не заметить этого. Дома были полностью опущены под землю, изнутри плотно обложены бревнами, щели наглухо проложены мхом и замазаны глиной. Верх дома также выложен бревнами, а сверху уложен дерн со мхом. Чтобы попасть внутрь, надо было отыскать лежащую деревянную дверь, за которой шли вырубленные в земле и выложенные плоскими камнями ступени. Дальше была еще одна дверь — в сам дом.
