Наш Ослепитель опрокинул уже не первую кружку, потому окликнул меня громче, чем нужно:
— Что-то ты, Эрлингссон, присмирел! Даже не притащил никого в хирд!
— Просились, — вяло отмахнулся я. — Еле отбился. Лучше скажи, почему в городе никто не знает? Что у них, глаз нет?
Энок посерьезнел, сел рядом.
— Да ты сам-то прикинь. Когда мы шли от Полузубого на этот берег, много ли драугров встретили?
— Да не так чтобы…
— Во-о-от. Конечно, и другие мертвецов видели, но один-два — не страшно. Кто из-за такого к конунгу побежит? Сам убьет или приятелей кликнет. То же самое и с отдельными селениями. А потом, как драугры толпами повалили, бежать особо-то и некуда. Вот ты парнишку привел. Он, может, не самый первый посланец, но прочих ненамного опередил. А из дальних деревень за помощью шли куда поближе, в другие города или к родичам.
— Значит, сейчас всё только начинается?
— Ага. Посмотрим, с чем Альрик вернется.
Но прежде чем вернулся хёвдинг, в дверь постучал неожиданный гость.
— Гисмунд?
В полусырой одежде с разводами грязи и крови, бледный, еле сдерживающий слезы Гис ввалился в дом. Не замечая остальных ульверов, он подошел ко мне, вцепился в чистую рубаху и простонал:
— Кетильмунд! Брат! А там отец! Сестры! Ты поможешь?
Вепрь глянул на меня. Я кивнул. Тогда Вепрь подхватил мальчишку и выволок наружу со словами:
— Охолони, парень. Сначала в баньку, поешь, а уж потом…
Вернулся Гис уже успокоенным, начисто отмытым, в одной длинной рубахе до колен, и жадно набросился на еду.
И чего ему не мылось и не кушалось у брата? Один же вроде где-то в Сторборге живет.
Мы и так свалились нежданно на голову Ульвида, обожрали его небогатые закрома, забрали твариное сердце, последнюю рубаху и ту забрали. Перепуганного мальчишки-норда только не хватало! При нем свободно говорить не получится.
На улице стемнело, а Альрик и Тулле до сих пор не пришли от конунга. Вепрь места себе не находил от беспокойства.
Гиса после сытной еды и эля разморило. Его глаза слипались, а голова то и дело ныряла носом к столу, будто он пытался клевать зерно.
— Гис! Так чего случилось-то? Где твои братья?
Мальчишка встряхнулся, провел ладонью по лицу и огляделся, будто забыл, где находится.
— Кай? Я это…
И тут он вспомнил. Сон мгновенно слетел.
— Кетильмунд! — и Гис разрыдался.
Я устало откинулся, упершись спиной в стену, и покачал головой. Эвон как разобрало парня! Так хорошо держался всю дорогу, перешагнул через убийство той рабыни, а в конце всё же сломался.
Вепрь мимоходом отвесил мне подзатыльник, который на этот раз показался легковеснее прежнего, подсел к мальчишке, налил еще эля, сунул ему в руки и приказал:
— Пей!
Гисмунд послушно проглотил и шмыгнул носом.
— Как тебя звать?
— Ги… Гисмунд.
— А отца твоего?
— Ве...Вемунд.
— Братья-сестры есть? Как их звать?
— Кетильмунд… он… он…
— Кетильмунд. Еще? — требовательно спросил Вепрь.
Когда Гис ответил, начал задавать вопросы про хозяйство, рабов, скотину, каким был последний урожай, много ли продали. Постепенно мальчишка успокоился, отвечал всё живее. И Вепрь перешел к насущному:
— Ты в Сторборг к брату шел? За помощью? Встретил его?
— Да. А он… он даже к конунгу не пошел. Собрал хирд в четыре десятка и к реке. Я просился с ним, а он не взял. Думает, будто я всё еще перворунный. Я говорил, что уже сражался с драуграми, говорил, что там их много и они сильные. А он рассмеялся. Мол, по сравнению со мной и мышь могучей покажется. Сел на корабль, и на тот берег. А там…
Его горло перехватило. Гис помолчал, собираясь с духом, а потом выпалил:
— Только половина вернулась! А Кетиль… Кетиль там остался. Я не мог пойти к его жене! Как я скажу, что Кетиль умер? И детей трое… Если бы я не пришел, он бы жив остался.
Вепрь ободряюще похлопал его по плечу:
— Ты все правильно сделал. Отца и сестер оберег и спрятал, старшего предупредил. А дальше не твоя вина! У брата своя голова на плечах. Раз он решил пойти, ты никак не мог его отговорить.
— И что теперь? Как спасти отца? Кто поможет?
Гис смотрел на Вепря так, будто перед ним не обычный пятирунный мужик, а сам Фомрир.
— А теперь пойди поспи. Сколько ночей глаз не смыкал? Сейчас уже никто ничего делать не будет. А завтра конунг соберет дружину да и сметет всех драугров с обоих берегов Ум.
— А сметет ли?
— Конечно. То всего лишь глупые мертвяки. А в Сторборге вон какие могучие воины.
— Не все они глуп… — заговорил я, но умолк под злым взглядом Вепря.
Гисмунда, разомлевшего от эля, отвели в дальний угол и уложили на лавку. Уснул он почти сразу. Впрочем, я продержался ненамного дольше. Даже не слышал, как вернулся хёвдинг.
* * *
На площади перед домом конунга было людно. Народу собралось, сколько со всего Сторбаша едва ли соскребешь, а ведь тут только норды. Юнцы с едва пробившимися усами, крепкие мужи с густыми бородами, воины в возрасте, у которых проблескивает седина в волосах. Карлы, хускарлы, несколько хельтов. А поодаль, по краям площади, стояли женщины, жены и матери воинов, комкали в руках платки, теребили раскрашенные бусы, перешептывались.
Ульвид остановился неподалеку от женщин, не захотел проталкиваться ближе к центру. Да и Альрик не жаждал лишний раз мелькать своей рожей перед конунгом: хоть суд и закончился в нашу пользу, злость затаили на нас многие. Я бы на их месте точно затаил.
Тулле не отходил нынче от хёвдинга, вот только что спать с ним не ложился, потеснил Вепря, и стоило Альрику лишь немного полыхнуть гневом, как ему на плечо падала тяжелая рука Тулле.
Мы еще не решили, как поступить: ждать остальных сохирдовцев, идти их искать или ввязаться в бой с драуграми вместе со сторборгскими воинами, когда услыхали долгий вой огромной трубы. Ульвид сказал, что последний раз слышал этот звук четыре года назад, во время восстания бриттов. В ту трубу дули, лишь когда приближается угроза для города, и каждый рунный, неважно, будь у него одна руна или все пятнадцать, должен прийти на площадь. Так что и мы пошли. Впрочем, Альрик уже предупредил с утра, что будет общий сбор.
Шепотки и разговоры вдруг стихли. Поди, конунг вышел из дому. Мне же из-за шлемов ничего не видать. Тулле сощурил единственный глаз и повернул голову набок, словно вглядывался в Харальда Бездной, что пряталась у него за повязкой.
— Норды! Новая напасть пришла на наши земли. Никак проклятые бритты не угомонятся. Только-только упокоили живых, как восстали мертвые! Вы знаете, что на том берегу Ум столпилась орда драугров, темных созданий из полузабытых песен. На восточном болоте творится неладное. Да и по всему Бриттланду, что давно впору звать Нордландом, зашевелилась тьма.
