Уронив голову на руки, я угадываю ответ. — Ты пошла к Дэмиену Чирилло.
— У меня не было выбора, детка.
Мой позвоночник напрягается, лицо каменеет, когда меня захлестывают разочарование и гнев из-за всей этой дерьмовой ситуации. — Выбор есть всегда, мама. Всегда.
— Мне нужны были деньги. Мне нужно было сохранить крышу над твоей головой. Я…
— Не нужно было начинать торговать из-за гребаного Дэмиена, мам, — выплевываю я. — Это было последнее, что тебе нужно было сделать.
— Я не видела другого выхода.
Вскакиваю на ноги, мой стул с грохотом падает на пол позади меня. — Ну, как ты могла? — Я кричу. — Ты была бы слишком пьяна или под кайфом, чтобы даже выглянуть из этой гребаной комнаты.
Прежде чем я заканчиваю, дверь в больничную палату распахивается, с грохотом ударяясь о стену, и в мгновение ока там оказывается Тео, его глаза широко раскрыты, когда он смотрит на меня, явно балансирующую на грани моего рассудка.
— Эм, ты в порядке? — Спрашивает он низким голосом, его глаза прикованы ко мне.
— О, просто чертовски здорово. — Я в отчаянии вскидываю руки.
Возвращая свое внимание к маме, я прищуриваюсь, глядя на нее. — Почему тебя заперли в тюрьме Дэмиена, мама? — Я киплю.
Ее глаза мечутся между мной и Тео, который встал позади меня почти защищая — то, что я действительно изо всех сил пытаюсь не признавать или принять.
— Т-тебе нужно держаться от него подальше, детка. Он…
— Без обид, Кора, — говорит Тео, опережая меня. — Но пока вы храните так много секретов от своей дочери, подвергая ее опасности, я не думаю, что ваши требования имеют какой-либо вес.
— Эмми умная. Умнее тебя. Она может сама принимать решения о том, с кем ей проводить время.
Мне едва удается сдержать свою реакцию на этот комментарий, видя, что этот гребаный придурок обращается со мной как с гребаной заключенной, такой же, какой была мама — только мне посчастливилось иметь гораздо более роскошную камеру.
Все язвительные замечания, которые угрожают сорваться с моих губ, мгновенно исчезают, когда он наклоняется и прижимается губами к моей шее сбоку.
Неистовая волна желания захлестывает меня, и мои глаза на мгновение закрываются.
— Эмми, разве ты не видишь, что он делает? — Мама огрызается, хотя из-за ее усталости кусаться особо не хочется.
Я смотрю на нее, высоко подняв голову.
— О да, я точно вижу, что он делает. Возможно, мы с Тео в чем-то не согласны, но то, что он только что сказал, было правдой. — Я не уточняю, и, судя по тому, как вытягивается ее лицо, я не думаю, что ей это тоже нужно. — Я думаю, нам, вероятно, следует оставить тебя, чтобы ты немного отдохнула.
— Эм, пожалуйста…
— Я вернусь, мам. Я предлагаю тебе подготовить свои ответы, потому что я хочу знать все.
— Детка, пожалуйста, — умоляет она. — Пожалуйста, не уходи с ним. Он причинит тебе боль.
— Как ты?
Любой румянец, которому удалось пробиться на ее лицо, немедленно исчезает.
— Мне жаль, Эмми. Мне так жаль.
— Отдохни немного. Кто знает, не бросят ли тебя обратно в камеру, когда ты выйдешь отсюда. Тебе может понадобиться вся сила, которую ты сможешь получить.
Тео выводит меня из комнаты, положив руку мне на поясницу.
Я хочу отмахнуться от этого, но также я не хочу, чтобы мама думала, что в моих словах есть что-то, кроме правды.
Возможно, он не причинит мне боли тем способом, от которого, я уверена, она пыталась меня предостеречь, потому что он уже сломал меня — не то чтобы я позволяла ему это видеть.
В ту секунду, когда я узнала правду, что он лгал мне о причине, по которой мы сблизились, он разрушил мое доверие к нему. И это не то, что он сможет легко вернуть, если вообще когда-либо сможет.
— Отвали от меня, — рявкаю я в ту секунду, когда дверь за нами закрывается.
— Она не знает, о чем говорит, ты же знаешь это, верно? — Спрашивает он, обхватывая рукой мое предплечье и разворачивая меня так, что у меня нет выбора, кроме как повернуться к нему лицом. — Я не собираюсь причинять тебе боль.
Я смотрю в его зеленые глаза, и что-то глубоко-глубоко внутри меня хочет поверить в искренность, которую я вижу, сверкающую в них. Но я не могу.
— Ты уже сделал это, Тео. Это… — Я говорю, указывая между нами. — Это игра. Я уверена, что в конце концов ты выиграешь, но тем не менее это игра.
Его рука скользит вниз по моей руке, пока его пальцы не переплетаются с моими, и он притягивает меня немного ближе.
— Так не должно быть, — шепчет он.
Мое сердце кувыркается в груди, потому что, как бы я ни говорила себе, что он мне не нужен, что мне все равно, это далеко от истины. Но прямо сейчас мне нужно думать своей головой, а не какой-либо другой частью моего тела.
— Это фантазия, и ты это знаешь. Разберись со своим дерьмом. Получи ответы, которые тебе нужны. И тогда ты отпустишь меня. — Вырывая свою руку из его, я поворачиваюсь к нему спиной. — Если я еще не найду свой выход до этого, — тихо говорю я — в основном самой себе, потому что я должна верить, что вся работа, которую я проделала с тех пор, как очнулась в этой чертовой камере, не была напрасной.
Я резко останавливаюсь, когда мое внимание привлекает знакомая фигура, сидящая на ряду стульев немного дальше от маминой комнаты.
— Деймон, какой замечательный сюрприз, — говорю я в знак приветствия, в моем голосе много сарказма. — Я думаю, мне следовало заметить вчера, что у нас будет охрана в твоем лице. — Мои глаза закатываются так сильно, что причиняют боль.
— Прости, Эм. Приказ босса.
— Накачивание моих вен наркотиками тоже было приказом? — Я спрашиваю. У меня остались лишь смутные воспоминания о том, что произошло после того, как Тео оттащил меня от тела мамы в той камере. Но он был там, теперь я это знаю. После этого он тоже был в моей камере.
Не часто на холодном, стоическом лице Деймона можно прочесть какие-либо эмоции, но когда он моргает, я уверена, что вижу в нем что-то похожее на сожаление.
— Я запаниковал. Мне жаль.
Пока я стою перед ним, мне приходит в голову, что он первый человек, не считая Тео и мамы — ладно, и одной — двух медсестер, — которого я вижу за последние дни.
— Ты знаешь, не так ли? Ты знаешь, что он запер меня в своем пентхаусе, как какую-то извращенную гребаную принцессу Диснея?
Лицо Деймона остается непроницаемым, когда его глаза останавливаются на Тео, который стоит позади меня. Мне не нужно знать, что он там. Его запах, его жар, то, как горит мое тело, я знаю, что он, черт возьми, там.
— Не мое дело, Эмми.
