— Я попробую, — решительно шепчет сердобольный Вран. — Полезу пощекочу их ножиком, авось не разбужу. Знак подам как сделаю.
Сотник разом оживился.
— Давай, Вранушко, выручай мою седую башку! Напросился князю в последний поход да чую не вернуться мне. Самому не сдюжить, рука уже не та. Сделай, Вран!
Когда такие предчувствия в голове гнездятся, лучше, действительно, вперед не лезть. Командиру нашему страсть как неохота тыкать пальцем в первого попавшегося, всех дружинников, кроме Врана увел Вендар, а на наш счет у него одно понятие — неумехи.
— Выручу, — уверенно бормочет Вран и поворачивается ко мне. — Стяр, пойдешь со мной?
— Конечно, какой базар, — говорю, немало удивленный выбором дружинника. Мы хоть и сошлись с ним за время тренировок, но на подобное к себе внимание я никак не рассчитывал.
Обрадованный, что столь опасное мероприятие обойдется без его участия сотник велит всем остальным лежать, не двигаться и ждать нашего возвращения. Бойцы замирают там, где застал их приказ.
Вран выспрашивает у проводника место где тот обнаружил спящего сторожа, получив подробное описание, советует мне избавиться от пояса с двумя мечами, а взять в руку лишь один и без ножен. Затем по его знаку я вжимаюсь в шуршащую траву и ползу, держа зажатый в кулаке обнаженный клинок рукоятью вперед и параллельно земле.
За то время, что мы провели вблизи расположения разбойничьего лагеря, их костер за деревьями впереди почти угас. Для нас стало бы огромной удачей дрыхни там все без задних ног подобно беспечным сторожам, первого из которых обнаруживает Вран. Тот мирно лежит на боку между двумя деревьями в специально вырытой в лесной дернине земляной щели и не подает ни единого признака бодрствования. Свежим раскопом не пахнет, либо не сегодня укрытие расковыряно, либо я прав и это их основная база, довольно давно оборудованная.
Осторожным жестом Вран оставляет меня страховать, сам, подкравшись к спящему, резким, сильным ударом вгоняет ему в шею острый нож. Потерявший бдительность разбойник отправился в долину вечной охоты даже не проснувшись.
Теперь нужно разделиться, прощупать местность слева и справа. Одного сторожа на большой лагерь маловато, должны быть еще. Вран уползает направо, я двигаюсь в другую сторону от обезвреженного караульного. Осторожно разбираю шуршащую от малейшего прикосновения траву, до рези в глазах пытаюсь пронзать тьму острым взглядом, вслушиваюсь и по-звериному внюхиваюсь в тревожную тишину. Мотор колотится словно после пробежки, чувствую как пульсирует в висках нервное напряжение, а в голове мечется навязчивая мысль, что ползу я сейчас, чтобы найти и убить совершенно незнакомого мне человека. Порешить собственными руками парня ничего плохого, в сущности, мне не сделавшего.
С некоторым облегчением я собираюсь прекратить свои бесплодные поиски и поворачивать обратно, но у подножия трех сращенных берез вдруг замечаю странную тень. Молодые березки, не толстые, серебро лунного света отражается от белоснежных стволов в метре от земли и растворяется в темноте. Не в том деревца возрасте, чтобы корой чернеть, рано им еще. Там либо муравейник торчит, либо сидит кто-то, спину оперев.
Держа перед собой меч, на полусогнутых обхожу странные березки по кругу так, чтобы зайти сзади и рубануть наверняка. Не знаю какой чертяка дернул меня заглянуть сидящему в лицо. В том, что он спит сомнений не было: дышит ровно, поза расслабленная, голова свешена на грудь. Сижу на корточках и вглядываюсь в поросшую темным волосом широкоскулую рожу лесного злодея. Может и заслужил дядя свою смерть уже несколько раз, но почему обязательно от моих рук?
Шапка на нем из свалявшегося бобрового меха, смешная такая…
Начинаю поднимать руку с мечом. В этот момент глаза спящего разбойника открываются, страшно взблескивают белки. Тотчас в левом боку вспыхивает неожиданная боль от сильнейшего удара. Железо царапает по железу. Задохнувшись, с большим трудом удерживаюсь от падения. Отчаянный испуг помогает вложить в ответный удар все силы. Закругленное острие моего меча пробивает мягкие ткани горла лесного татя, скрежетнув о позвонки, с глухим стуком упирается в белый березовый ствол. С проворотом кисти выдергиваю клинок. Струйка горячей крови бьет мне точнехонько в левый глаз. Валимся с ним одновременно, но в разные стороны. Не пробил кольчужку-то, волк тряпочный! Удар поставленный, не удивлюсь, если ребро мне сломал, падла!
Весь обратный путь меня воротит от запаха чужой крови. Отер рукавом — только по лицу размазал, а раздраженный соленой жижей глаз стало сильно щипать. Если бы тот фраер не в бок мне ножик сунул, а, допустим, в шею — остывал бы я уже, своим нехило так подгадив. Подфартило в очередной раз. Вот и ребро попускает, не сломано значит.
Вран встречает меня возле первого убитого им часового.
— Там еще один, — сообщает с энтузиазмом, тыча пальцем в сторону отгоревшего костра. — Видишь, у кучи хвороста? Только что шевелился. Возьмешь?
Тишина такая, что его шепот для меня как рокот танкового дизеля. Забираем ползком правее. На темном фоне большой стопки сухих веток различимо еще более темное пятно сидящего к нам лицом человека. Сидит, удобно облокотившись на пень-колоду для колки дров с вогнанным в него топором и не ведает, что смерть глядит на него в четыре глаза. Хорошо расположился, если б Вран меня носом не ткнул, не заметил бы. Далековато вот только. Как получивший совсем недавно ценный урок, делаю вывод, что подобраться к себе в лоб не даст. Обходить времени нет, придется браться за нож. Вран, похоже, ждет от меня чего-то подобного, на вшивость проверяет.
Дышу на пальцы, чтоб согрелись, приподнимаюсь из травы на одной руке и бросаю, метя в середину туловища. За тихим ударом раздается короткий всхрип и снова все затихает.
Вран одобрительно хмыкает и дважды пугает тишину совиным криком. С противоположной стороны спящего разбойничьего лагеря доносится такое же уханье, только одиночное. За нашими спинами треск веток, топот множества ног. Над разбойничьей поляной взлетает боевой клич полочан — надсадное собачье лаяние, словно разом затявкала большая, злобная свора. Ладно дружинники, им по статусу положено, но и желторотые туда же — гавкают как большие. Решив не отставать от сослуживцев, поднимаюсь вслед за Враном и включаю свою глотку в общий гвалт. Несусь напролом, козлиными прыжками перескакиваю кусты, чувствую, как закипает в груди, разносится по венам всклокоченная диким звериным криком кровь. С каким-то первобытным удовольствием рублю наискосок возникшего на пути мужика с окованным копьем наперевес, замечаю как он падает, держась за шею. Смолкает лай, слышатся крики и лязг оружия, засвистали стрелы, одного за другим разя всполошенных разбойников. Некоторые из них все же успели похватать топоры с рогатинами и намертво встать спина к спине у края залитой лунным светом поляны, умело отражая нападение. Руководит этой группой разбойников низкорослый, но крепкий лесовик вооруженный топором с двусторонним лезвием. Врагов он не рубит, а держит на расстоянии, отгоняя короткими тычками и все пятится к спасительно-темному лесу, негромкими командами увлекает за собой товарищей. А вот и главарь! Я смекаю, что полдесятка таких же как и я горе-вояк помешать кровожадным разбойникам воплотить задуманное не сможет. На кой мы тогда сюда перлись, если сейчас упустим, не добьем?!
