Она смотрит в пространство и думает о том, что может быть они правы. Может быть, в мире нет ничего, кроме несправедливости и одиночества. Она скоро вернется домой и дома по-прежнему не будет Мацуко. Она снова будет одна. Темной зимой в ледяном замке своего пустого сердца. Ходить по пустынным залам, ощущая с каждым шагом, как ледяные иглы горести и ненависти пронзают ее изнутри… и не находить покоя. Наверное, это и есть ад. Не пламя и сера котлов, а ледяная пустыня сердца. Когда ничто не может тебя согреть, и никто не видит тебя. Ты одна до конца веков — наедине со своим горем.
Что-то мягкое и теплое ложится на ее плечи. Плед из гостиной. Она поднимает голову. Сора. Молча накрыла ее плечи пледом, укутала ее, чтобы не замерзла и так же, молча — села рядом. Сперва Мико немного испугалась, что Сора заговорит, нарушит эту тишину, этот особый настрой, но Сора молчит. Просто сидит рядом.
Мико тоже молчит и ей становится теплей. Наверное, плед. Конечно — плед. Она мерзла, а Сора принесла ей плед. В два часа ночи. Откуда она знала? Чья-то рука поправляет плед на ее плечах и тоже садится рядом, она чувствует, что к ней кто-то прижимается с другого бока. Юрико. Она молчит, как и Сора. Где-то далеко-далеко — закипает чайник и Кимико-тян ставит перед ней чашу с ароматным напитком. Тоже — просто ставит на стол, садится напротив и молчит.
Мико чувствует, что слезы катятся по ее щекам и всхлипывает. Кто-то обнимает ее за плечи, и она начинает рыдать, не сдерживаясь. Она — не одна. Они — все вместе. Никто не один. И… они понимают ее, они — рядом и этого достаточно. Как так получилось? Неужели она — достойна такого отношения? Почему-то при мысли об этом — начинают течь слезы.
— Ну-ну… — говорит Сора: — все будет хорошо, Мико-тян. Вот увидишь.
— А я знаю… — отвечает Мико, вытирая слезы: — я знаю. Ведь теперь у меня есть вы.
— Это вопрос — говорит Юрико: — предпочитаю думать что это ты есть у нас.
— Тшш! Помолчи, Ю-тян! Вечно ты момент испортишь… — ворчит Сора: — не видишь — у человека катарсис… вот у тебя будет катарсис — мы над тобой тоже пошутим.
— Это не страшно — машет в ответ Юрико: — главное чтобы в момент моего катарсиса вы были рядом, а уж парочку шуточек я как-нибудь переживу.
— Ми-тян — говорит Кимико: — нам очень жаль, что так вышло. Понимаю, что мы ничего не можем сделать, но, если вдруг понадобиться помощь — ты скажи. И чай пей, он помогает.
— Спасибо — кивает Мико, наконец вытерев слезы: — спасибо всем!
— Рано тебе расклеиваться — говорит Дездемона, стоящая в дверях, скрестив руки на груди: — все только начинается. И потом — ты у нас любимица «Великолепного Зверя Любви», у тебя с ним в душевой все случилось… слышала я слухи про то, что ты даже вишенку его сорвала…
— Дездемона-тян! Я же просила не называть Кенту так! — Сора качает головой: — мало ли что в интернете пишут! И вообще, не читай желтую прессу…
— Это она завидует — вставляет Юрико: — зависть плохое чувство. Кто мешал тебе его в душевой первой поймать? Как там римляне говорили — опоздавшему кости.
— А первому — boner? Игра слов… — понимающе кивает Дездемона: — да я-то что, это вон, Эйка переживает что она девственница до сих пор и такой шанс был…
— Вовсе нет! Что ты себе придумала! Я не девственница! Мне уже двадцать восемь! У меня уже все было, вот! Побольше чем у тебя!
— Меня вот интересует вопрос чего вы все на кухне забыли в два часа ночи? — гудит Нобуо: — спать пора, завтра вставать рано…
— А ты чего встал? — вскидывается Юрико: — спал бы и спал себе.
— Да не знаю. — пожимает плечами он: — Не спится мне, если у Мико такое вот… дай думаю пару слов скажу, утешу… или там… — он еще раз пожимает плечами и Мико только теперь замечает в руках у парня плед. Взял из гостиной.
— Какой ты сентиментальный Но-кун — говорит Юрико: — а казался таким неприступным и холодным. Переживал что Мико замёрзнет… что она тут совсем одна, а ты со своей гитарой утешишь ее, серенаду споешь…
— Прекрати его дразнить, Ю-тян — говорит Сора: — он из лучших побуждений, а тебе лишь бы постебаться над человеком.
— Я? Да я просто так плед принес. Для себя. Вот. — Нобуо закутывается в плед и тут же становится похожим на шотландского воина. В клеточку.
— Ага. — кивает Юрико: — все вы просто так сюда приперлись в два ночи. Признайтесь, что переживаете за Ми-тян и все. Я вот — переживаю. Она у нас особо хрупкая душевно, ей поддержка нужна.
— У тебя сердца нет, чтобы переживать — отвечает ей Дездемона: — ты ж хладнокровная карьеристка. Вон, с Соры-тян пример бери, вот кто делает что должен, что бы ни происходило. Я ей могу доверить турнир по покеру судить, и даже в том случае, если она сама участвовать будет.
Они еще говорят о чем-то, спорят вполголоса, пьют чай, обнимают Мико за плечи и говорят, что все будет хорошо, но она уже не слушает. Ей хорошо. Хорошо, что в два часа ночи на кухне собрались все. Что никто не остался в гостиной или в своих спальнях. Что все поддерживают ее, и никто не остался равнодушным. Что даже Нобуо принес из гостиной плед и хотел уберечь ее от холода. И пусть зима близко, пусть — думает она и опускает голову на плечо Соры-тян, пускай. Пожалуй, я смогу пережить эту зиму. И все последующие. Жаль, что у Мацуко не было таких друзей, что она так и не пожила вдосталь, но теперь, когда я знаю, что все будет правильно и никто не уйдет от возмездия — я могу жить и за нее. У Бога нет других рук, кроме этих, да. А еще у Бога нет другой справедливости, кроме той, которую ты сможешь добиться. Сама или с помощью друзей. И еще — у Бога нет других друзей для тебя, кроме тех, что рядом. И других ей не надо. Она улыбается.
— Что будем мы делать? — начинает она напевать и все вдруг — затихают: — Что будем мы делать, семь дней подряд?
— Мы выпьем все вместе — подхватывает Юрико: — мы будем все вместе семь дней подряд!
— И в горе и в счастье — мы будем все вместе, никто один! — протягивает Дездемона, подхватывают остальные: — Никто один!
— Мы будем сражаться! Мы будем сражаться семь дней подряд! — поет она и слезы катятся по ее щекам. Раздается музыка — это Нобуо наигрывает на гитаре и откуда он ее достал? Та-та-та-та… тататата-та-та-та! Эйка кладет на стол ее скрипку и Мико благодарно улыбается. Ее сердце рвется из груди и сейчас ей как никогда нужна ее скрипка. Она прикладывает скрипку и поднимает смычок. И…
— Сражаться все вместе — поют ее друзья и она видит слезы на глазах и улыбки. Все, что мне надо, думает она, все что мне надо. Я — не одна. Сестренки больше нет, но у меня все еще есть семья. И мама. И эта семья, здесь.
— Мы будем сражаться, мы будем сражаться, семь дней подряд. Сражаться все вместе, держаться все вместе, никто один! — хор голосов набирает силу, дрожат стены, наверное, уже проснулись операторы ночной смены… и она играет на своей скрипке, чувствуя, как звуки мелодии ломают ледяной дворец внутри ее сердца, как тепло проникает в самые мрачные и темные глубины и там, глубоко внутри — расцветает что-то живое. И прекрасное.
