– Мне пора, – сказала она. – Не натвори еще больше глупостей, отец. Хотя куда уж больше…
Вжавшись в стену, Зевс проводил ее взглядом. Проследил, как декан, тяжело вздыхая и бормоча, закрыл дверь кабинета (ключ трижды повернулся в замке). А затем Зевс побежал ко второй лестнице – крутой, винтовой, самой старой в корпусе. Он еще не знал, что скажет Деметре, когда догонит, но что-то гнало его вперед. Оказавшись во дворе, он свернул у башни с восемью гранями, чтобы перерезать женщине путь. К моменту, когда она поравнялась с Зевсом, он уже успел поправить галстук, пригладить черные кудри и принять максимально непринужденную позу. За его спиной шумел старый фонтан.
Деметра остановилась напротив, и Зевс искренне восхитился ее красотой. Внимательные темные глаза цвета влажной почвы, уложенные белокурые волосы, открывающие изящную шею. Подвижная мимика, величественная осанка.
Она усмехнулась:
– Зевс.
– Разве мы знакомы?
– Ко мне можно и на «ты».
– Учту.
– Ты, выходит, любитель подслушивать.
Что-то подсказало Зевсу, что лжи она не потерпит, и он кивнул, улыбаясь.
– И ты знаешь, что декан что-то скрывает, – продолжила она.
– Здесь у каждого полно секретов. – Зевс пожал плечами. – И что-то мне подсказывает, что его секрет – самый большой. Не знаю, получится ли у меня его выяснить.
– Получится. Ты хитрый и напористый. Правда, вспыльчивый и легковерный. Яблоко от яблоньки… – Последнюю фразу она произнесла совсем тихо. – Оба отважились дойти до грани, истребить царей прошлого и обратить нить своей жизни в золото. И погляди, как все обернулось.
Неожиданно выглянувшее полуденное солнце блестело на сотне мелких монеток, которые студенты бросали в воду на удачу перед экзаменами.
– Ты неплохо меня знаешь. Мы ведь уже встречались?
– Само собой.
– И ты вспомнила всю свою прошлую жизнь?
Она смерила его цепким взглядом.
– Да. Выходит, что так.
– Счастливая.
– Кронос так не считает. Он думает, что ваше благо – в неведении.
– А ты что думаешь?
Зевсу нравился этот разговор. От Деметры одновременно веяло простотой и знанием, с ней можно было если не снять, то хотя бы немного приподнять маску лидера. Но нет, он не доверял ей безоговорочно. Даже если бы он оказался на необитаемом острове и какая-нибудь лодка приплыла его спасать, он потребовал бы, чтоб ему сказали, кто гребет на этой лодке – иначе он не полез бы в нее.
– А я думаю, что наше благо – в отсутствии Кроноса, – ответила Деметра.
– Тогда мы в пролете. Вряд ли декан планирует уволиться в ближайшее время.
– Или можно не дожидаться его увольнения, а взять дело в свои руки. – Ее взгляд стал жестче, губы изогнулись в насмешливой улыбке.
От Деметры пахло хлебом. И еще яблоками. Она приглашающе взмахнула рукой, будто открывая сезон урожая. Или сезон охоты?
– Ты считаешь, что это – ключ ко всему? – спросил он. – Его конец означает конец нашего заточения?
Ни один из них не произнес слова «убийство декана». Но Зевс подумал об этом.
И он знал, что Деметра подумала то же самое.
– Я не могу быть ни в чем уверена. Знаю только, что если наконец освобожусь, река закипит, небо потемнеет и это проклятое место утонет в грязи. Пообещай обдумать мои слова.
– Обещаю, – сказал Зевс, хотя вовсе не считал Эллинский университет проклятым. Он хотел бы полностью вспомнить свое прошлое, обрести свою силу (что бы это ни значило), но при этом сохранить это место, которое стало его домом. «Не слишком ли многого я хочу? Судьба мне всегда благоволит, но у удачи есть лимит». Он спросил:
– Что ты теперь будешь делать?
Деметра прищурилась:
– Пожалуй, поеду на природу. Развеюсь.
– Развеяться можно и в городе.
– Если только пеплом после кремации. Но даже для такой цели лес смотрится выигрышнее. Наши сердца всегда трепещут от звенящих птичьих трелей и журчания кристальных вод, это нельзя изменить.
– Может, наше… кхм… нынешнее положение тоже нельзя изменить? – На самом деле он хотел сказать: «Может, мы так и будем праздно шататься по кампусу, как привидения, пока это место окончательно не рухнет. Или пока мы не сойдем с ума, потому что вспомнить длинную забытую жизнь, полную сверхъестественной силы и магии, – это вам не хухры-мухры».
– Не узнаешь, если не попробуешь, – улыбнулась Деметра.
И ушла, не попрощавшись.
Зевса мало волновало, что случится с деканом. Это почти не имело значения. Осененный неожиданной идеей, он бросился обратно в корпус, надеясь, что застанет Гипноса и Танатоса играющими в карты в их излюбленном коридоре. И не прогадал: они действительно сидели на полу с очередным пасьянсом.
– Ребята. – Он присел рядом, скрестил ноги по-турецки. – Кажется, вы когда-то увлекались всякими э-э-э… трансовыми состояниями.
Танатос хмуро буркнул что-то и отвернулся. Его длинные черные волосы рассыпались по спине. Его близнец хихикнул:
– Есть такое. Думаешь, почему нас перестали звать на крутые вечеринки? От наших таблеток все просто вырубались и вспоминали всякие странные штуки.
– Супер. Мне бы как раз кое-что вспомнить.
– Я так и думал. – Он сощурил красные глаза в обрамлении белых ресниц. – Двое ваших приходило.
– Наших?
– Из Двенадцати. Дита и Арес. Остальные, видимо, справляются без нашей поддержки…
– А-а, – неопределенно протянул Зевс. Его неприятно кольнули эти слова: во-первых, сам-то он вспомнил о близнецах только сегодня. Во-вторых, удивительно, что он не смог «справиться без их поддержки».
– Ты еще долго не шел, – сказал Гипнос. – И самый смелый из нас боится самого себя, верно? Давай-ка, ложись…
– Что, прям на пол?
– Уж извините, что позабыли принести вам пуховую перину, – процедил Танатос.
Гипнос аккуратно потянулся длинными белыми пальцами к губам Зевса. Тот успел разглядеть маленькую розовую пилюлю.
– Лечит от распространенного в местном климате охуенеза, – подмигнул Гипнос. Короли и валеты на его картах, казалось, тоже пристально разглядывали пилюлю. Зевс приоткрыл рот и вытянулся на полу, чувствуя горечь на языке.
Спустя ровно две минуты он распахнул глаза.
Он чувствовал себя так, будто его пнули в живот: каждый мускул свело и жгло болью. То, что он хотел сказать, было неуловимо, недоступно, недосягаемо. Любая идея, приходившая в голову, казалась гротескно неподходящей.
– Я вспомнил, – сказал он, откидывая влажную прядь со лба. Гипнос склонился над ним: белая размытая тень, красные глаза.