Аид пожал плечами:
– Я не приглядываюсь к людям.
Морг они покидали в спешке, будто извиняясь за что-то. Чуть не забыли забрать разряженный телефон из корзины на выходе. Едва не зашибли многострадальную женщину с платочком. Торопливо разместились в машине.
– Как же я задолбалась, – прошептала Ари и резко откинулась, ударившись затылком о подголовник.
– Выглядишь уставшей.
Услышать такое от болезненно бледного, тощего и ненавидящего все и вся Аида – это действительно серьезно. Возможно, ей стоило больше спать – самой жутко от этих мешков под глазами. Да и кофе в таком количестве, наверное, тоже до добра не доведет. «Аид прав, я смертельно устала. Хочу вытащить мозг и промыть его в холодной речной воде».
Бывают переломные моменты, когда ты понимаешь, что не можешь идти дальше. И Ари задумалась: может, сейчас именно такой момент? Когда не можешь взять себя в руки, когда нет желания вылезать из кровати и бороться. Когда ты просто сдаешься и сидишь на скамейке запасных всю оставшуюся жизнь.
«Нет. Мне есть ради кого продолжать». Поэтому она сказала:
– Я в норме. Поехали домой.
– Что, к твоим родителям?
– Нет, конечно. Я могу пойти куда угодно, но только не к папе. Я имею в виду, в общагу. – Снова почувствовав предательское желание позвонить отцу, она поспешила сменить тему: – И завтра придется сказать Просимну насчет Диты.
– Я не верю в ее вину.
– Но она каким-то образом выяснила, что именно в этот морг поступила девушка с похожим именем. Странное поведение для человека, который никак не замешан в преступлении.
– Кто-то другой мог назваться Афродитой.
– Кто?
– Какая-то красивая девушка с голубыми глазами. Ты же его слышала.
Путь обратно был гораздо быстрее. Ари прижалась носом к стеклу, заметив очертания знакомого домика в лесу. Окна не горели: должно быть, гениальный изобретатель уже лег спать. Дедал, конечно, пообещал ей, что будет в порядке, но разве может быть в порядке тот, кто потерял близкого человека? Она зажмурилась, невольно вызывая в памяти образ Диониса, его улыбку, шутки, дурацкие проделки.
«Не знаю, что за дерьмо ты там сотворил с Тесеем, и сотворил ли вообще, но, должна признаться, я сильно по тебе скучаю. Мир без тебя слишком тихий».
Видимо, она все-таки выглядела совсем хреново, потому что Аид сказал:
– Насчет того парня с парковки… Думаю, можно обсудить, как указать ему на его место.
Ари рассмеялась:
– Что-то ты сегодня чересчур заботливый! Кто ты и что сделал с Аидом?
– Просто не люблю наглых. – Его взгляд по-прежнему был холоден и непреклонен, но уже не казался Ари чем-то пугающим. Скорее, качественной броней.
– Не нужно ничего делать с Тесеем. Он просто слабый мудак, который когда-то был для меня героем. Видимо, я не учла, что герои не бывают адекватными. Их финальное «жили долго и счастливо» – это только начало настоящей трагедии, из-за которой твой мир разлетится на кусочки.
– И это случилось, когда он обвинил тебя в преступлении, которое ты не совершила.
Ари с горечью улыбнулась:
– Он обвинил меня в преступлении, которое я совершила.
За всю жизнь она призналась в этом только одному человеку.
== Осень прошлого года ==
– Хорошо, что мы сбежали из кампуса. – Вино сладостью разливалось по языку, ослепительный закат будто выжигал внутренности. Ари перегнулась через перила, неотрывно разглядывая улицы. Хаос живущего города бушевал у нее под ногами. Город был зол.
Поцелуй в шею. Руки скользнули по ее талии и изгибам бедер.
– А кто-то мне говорил, что нехорошо прогуливать лекции.
Ари рассмеялась:
– Ты меня с кем-то перепутал.
Еще один поцелуй.
– Кто-то говорил, что нехорошо лазать по чужим балконам…
– Когда это я такое говорила?
Невозможно было отвести взгляд от мраморных колонн, расписных арок и отреставрированных стен. Столичные дома тянулись вдаль и исчезали в легкой дымке, узкие переулки паутиной обвивали город. Город, в котором царило смятение.
– Почему в новостях молчат о протестах?
– Наверное, не хотят допустить еще большего хаоса. – Дионис видел то же, что и она. Людные тротуары. Агонию. Гнев. Чистую ослепляющую ярость толпы. Но его голос был наполнен удовольствием. – Но разве хаос можно остановить?
– Они уже даже не похожи на людей, – шепнула Ари. Зрелище было незабываемым.
– Потому что они наконец-то свободны. А свободные люди, по большому счету, – просто дикие звери, одетые в человеческую кожу.
Кто-то внизу разбил стекло, втягивая участников демонстрации в драку. Кто-то вдали запел гимн.
Дионис рассмеялся.
– Вспомнил одного очень талантливого певца, – пояснил он.
– Что с ним случилось?
– Он умер гламурной смертью. Есть идеи, как именно?
– Во время оргии?
– Не настолько гламурной, дарлинг. Его всего лишь разорвали прекрасные барышни, охваченные приступом безумия.
– Не самая эстетичная смерть, слишком много крови.
– Ты слишком строга, это было вполне красиво! Вино, музыка, танцы, жестокие жертвоприношения время от времени…
– Да, ты определенно знаешь, как украсить любой праздник. – Она случайно столкнула початую бутылку, и звон разбитого стекла веселыми брызгами потонул в гуле толпы.
– Безумие приоткрывает истинное лицо души. – Дыхание Диониса было ровным, размеренным; руки все еще обвивали ее жаркой колыбелью. – Экстаз, когда человек выходит из своей ограниченности, и больше для него нет времени и пространства, он созерцает грядущее, как настоящее. Это ведь и есть священное безумие. В древности верили: чем безумнее, тем ближе к богам.
Внизу кто-то ударился головой, и красные капли окропили серый асфальт. Толпа бесновалась и сходила с ума.
– Или к монстрам.
Она повернулась, упираясь ладонями ему в грудь, решительно потянула за пуговицы очередного «страшного сна кутюрье» – фиолетового пиджака. Дионис смотрел на нее сверху вниз, так, как не смотрел никогда раньше, и в его живых глазах горело что-то безрассудное, а голубая радужка почернела.
– Но монстры обитают, прежде всего, внутри нас.
Этажом ниже разбилось стекло – все-таки долетел чей-то булыжник, брошенный меткой рукой, и Ари инстинктивно дернулась, прижимаясь к Дионису покрепче. Тот потянулся к завязкам на ее блузке, пальцы протанцевали по груди, животу, задели пряжку ремня, ниже, ниже…
– Знаешь, а я ведь в самом деле убила его, – доверительно прошептала Ари, касаясь губами его уха.
