– И что, вас это не смущает? – Зевс изо всех сил сдерживался, переводя взгляд с одного на другого и обратно. У обоих что-то неуловимо изменилось в позе и во взгляде, и Зевс догадался, что он попал в точку. – Не боитесь?
– Конечно нет! Ни за что!
– Я и так уже прожил дольше, чем рассчитывал.
Не отвечая, обессиленный Зевс опустился в ближайшее кресло. Удивительно, сколько всего вмещала в себя прошлая жизнь, которую он помнил только обрывками. Он словно когда-то был бездонным резервуаром с болью, гневом, жаждой власти. И как легко эта липкая мгла соседствовала с заботой, щедростью, гостеприимством и искренностью. Зевса поражала легкость, с которой эти несовместимые чувства переплетались друг с другом. Неужели он когда-то и в самом деле был таким? Как он умудрился забыть целую жизнь? И что важнее, кто заставил его забыть?
Он тихо сказал:
– Мне нелегко говорить об этом, но я уже не знаю, рационально ли бороться за существование Двенадцати, если у нас сейчас хватает других проблем.
– Ты обсуждал это с деканом? – спросил Посейдон.
– По-твоему, неожиданное массовое помешательство – это то, что нужно обсуждать с руководством университета? И после этого ты говоришь мне, что из тебя вышел бы президент получше?
– В этом есть здравый смысл, – неожиданно сказал Аид. – Ведь именно Кронос рассказал тебе и про магию, и про ритуал Чистки. У сверхъестественной проблемы может быть сверхъестественное решение.
Зевс начал понимать их.
– Не говорить ему об этом прямо, но намекнуть, прощупать почву…
Это могло бы сойти за план, но что-то внутри него противилось даже мысли о том, чтобы обратиться к Кроносу за помощью. Зевс всегда умел действовать осторожно и сейчас должен обращаться к этому умению еще чаще, чем обычно. «Каждое действие – это семя, которое может прорасти самым невероятным образом. Нужно быть аккуратнее с тем, чем разбрасываешься». Что-то тревожило его, когда он снова и снова прокручивал в мыслях разговор с деканом. Что он упустил? На что следовало обратить внимание? Он запрокинул голову, наблюдая, как потрескавшийся потолок превращается в темное небо над головой, озаренное багровыми вспышками молний, которые днем и ночью куют для него циклопы. Равнины орошает священный огонь, кипят моря и реки, дымятся и гаснут кратеры вулканов, ветры вздымают черные клубы пыли. Заснеженная вершина Олимпа содрогается под ногами от жестоких битв, и эта дрожь доходит до самых глубин Тартара.
– Смотри, его тоже вштырило, – сказал Посейдон. – Давай-ка сюда еще бутылку, тут без нее не разберешься. Это все, что осталось? Ужас. Как же я иногда скучаю по Дионису, словами не передать…
Десять лет длится война богов с титанами, и пока чаша весов не склоняется в пользу ни одной из сторон.
Впрочем, теперь их здесь трое. Втроем они придумают что-то получше.
Века прошли, а их по-прежнему трое. Огонь, фитиль, порох.
– Кажется, у кого-то появился план, – улыбнулся Посейдон. – Вижу по твоей хитрой роже.
Это еще нельзя было назвать планом, но можно было назвать воспоминанием. Это уже было больше, чем он рассчитывал получить без того, чтобы искать забвения, постоянно думать и анализировать с чувством, будто раздираешь едва зажившую рану, бить кулаком об стол в попытках с помощью боли прикоснуться к прошлому…
– Как же это отвратительно – быть человеком, – пробормотал Зевс. И повторил громче: – Это отвратительно. Это отвратительно – быть не собой.
Посейдон расхохотался:
– Ему больше не наливаем. Хватит с него!
Зевс резко поднялся на ноги.
– Это мое место, мой мир. И не знаю, как вы, а я готов бороться за него до последнего.
Он вышел из Царства, преисполненный неожиданной решительности, которую не убавила даже вялая попытка одной из аидовых псин откусить ему ногу. Подойдя к одному из корпусов общежития, он достал телефон с пятью процентами зарядки и набрал:
Я тут рядом, зайти?
Серое небо над головой теперь казалось таким манящим, таким огромным. Зевс ждал, потирая руки, притоптывая – все же весна выдалась холодной. Аномальная погода для кампуса и окрестностей. Телефон провибрировал.
Заходи
– Ты когда-нибудь представляла, как бы мы встретились, если бы родились в другой эпохе? – спросил он у Геры, когда она открыла дверь своей комнаты.
– Никогда, а ты?
– Я бы тебя похитил.
– Звучит романтично. Как сокровище?
«Ага, сокровище. Сначала крадешь, а потом хочется закопать на необитаемом острове».
В этой реальности они познакомились на душном благотворительном вечере, где из развлечений присутствовали только шампанское и тапер, наигрывавший неуместную польку.
И она.
Поначалу Зевс на нее не смотрел. Гера была из тех немногих женщин, которыми он не мог управлять. Истеричная, громкая до безобразия, дерзкая особа. В ней не было заботы, кротости и обворожительной стеснительности, в ней не было ничего из того, что подходило для спокойных отношений. В ней был вечный вызов, который отталкивал слабаков и который не отпустил Зевса до сих пор.
Она никогда не была его типажом.
– Ты невыносима. Кажется, ничто не поможет мне, если я перейду тебе дорогу.
– Ты уже перешел, – заметила девушка.
– Но разве я тебе враг? – Он преодолел расстояние между ними.
Она не ответила.
– Ты мне – нет, – произнес Зевс.
И поцеловал ее. Ее поцелуи всегда были как молниеносно вспыхнувший в крови адреналин.
– Ты слишком долго не писал, – сказала Гера, не отводя от него прекрасных голубых глаз. Она смотрела так, будто видела душу насквозь. Хватало одного взгляда – и ты для нее открытая книга, прозрачен до мозга костей.
– Дела. – Он неопределенно махнул рукой, стараясь не вспоминать о том, как она утром чуть не лишила его мужского достоинства. Все-таки приятнее было думать о ней не как о смертоносном оружии, а как о девушке, которая покупала его любимый шоколад и присылала кошмарные картинки с целующимися жабами, подписывая их «мы:)».
– Расскажешь?
Зевс с облегчением снял пальто.
– Конечно, расскажу.
* * *
На экране отобразились десять пропущенных звонков с незнакомого номера.
– Пожалуйста, пусть они не возьмут трубку, – пробормотал Аид, перезванивая. Звонки он ненавидел почти так же, как общение лицом к лицу. Трубку взяли после первого гудка.
«Проклятье».
Голос на другом конце провода оказался на удивление знакомым:
– Вы просили позвонить, если что-нибудь вспомню… Это Харон. Ну, из морга.
