Пожалуйста, возьмите карту, говорит робот, пожалуйста, возьмите карту. Звучит настойчиво, какбудто унего сейчас сведет руку. Я беру карточку. Вот сейчасбы ему надо было облегченно вздохнуть, ноони так незапрограммированы, повторюсь еще раз: впринципе, это простые аппараты, анасмешка исарказм только уменя вголове.
Через полчаса мы сидим вресторане, который выбрал Леннокс. Это маленький итальянский ресторан, скатерти настолах, каки полагается, вкрасно-белую клетку, ноони изклеенки. Невсе столы заняты, через несколько столиков отнас сидит молодая семья, вовсяком случае, я вижу мужчину, женщину имальчика лет четырех, может быть, конечно, ипо-другому: мальчик пригласил свою няню сбойфрендом вресторан напиццу ибокал красного вина, нобудем всеже пока исходить изтого, что это семья. Ипосле того каким принесли еду (иверно, пиццу), они складывают руки угруди имолятся, нетолько взрослые, нои мальчик, очень проникновенно, какумеют только дети, потому что иначе они неумеют. Пока верят, вовсяком случае, нокто слышал оразуверившихся четырехлетках, они еще слишком маленькие, сомной это случилось намного позже. Они серьезно относятся кделу, их молитва длится дольше, чем господи-благослови-эту-трапезу-аминь, чего можно былобы ожидать отверующих, ужинающих недома; икакже все-таки странно видеть людей, которые верят вто, отчего ты отказался кучу лет назад. Что сними нетак, они что, еще неслышали великую новость? Мне интересно, какую молитву они произносят– Где многим горек хлеб, Господь, там Ты кормишь нас досыта,– ноэта молитва устарела уже тогда, когда ее произносил отец, ктомуже врядли это наши соотечественники. Отец всегда молился вслух, дои после еды, апотом перестал. Почему– я так никогда ине узнал; может, он решил, что мы ссестрой уже слишком большие ичто больше ненадо нас учить, какэто делается; ис тех пор мы молились втишине, мать нестала брать эту обязанность насебя, она, конечноже, считала, что несможет, она считала просебя, что ничего неможет; атак отнее ничего ине требовалось, иникто ее неоценивал, она даже обходилась безсписков покупок, чтобы никто несмеялся надее почерком. Она полагала, что удругих все получается лучше, идумала так нена пустом месте– занесколько лет дотого, каку нее началась деменция, она рассказала, что ей ответила подруга нановость отом, что она обручилась счеловеком, который потом станет моим отцом: ты занего выходишь? Эти его саркастические замечания… ябы невыдержала.
Семья закончила молиться, отец, мать исын посмотрели друг надруга, какбы желая убедиться, что все наместе; иэто мне тоже знакомо, очень-очень, этот непременный послемолитвенный взгляд, и, видя его, я понимаю, что он связан состыдом, что важно непосмотреть, неубежалли кто, авзгляд этот какбы упрашивает: ты ведь тоже сидел сзакрытыми глазами, ты ведь невидел, какя молился? Кажется, это хорошие люди, ябы хотел подойти кним итихо объяснить им, что пора уже прекратить, хватит сних этой веры, этого Бога, что так будет лучше длявсех иособенно дляребенка. Честно, отходите отэтого, заканчивайте уже, я тоже невсеведущ, ноесли Бог исуществует, то он родился изсбившихся всгусток обрывков мыслей, которые принадлежали людям, жившим задолго донас, и, может быть, наши мысли изэтого сгустка пора уже вытащить, чтобы сгусток стал поменьше. Нозачем кним приставать? Когда утебя есть Бог, сжизнью можно справиться, какбы абсурдно это нивыглядело, потому что живешь ты тогда вдругом, стабильном мире. И, наблюдая затем, какони разрезают пиццу (мужчина помогает мальчику иперебрасывает половину его пиццы насвою тарелку), я чувствую удивительное умиротворение. Вомне что-то появилось, авернее, что-то исчезло: ушел гнев, я больше незлюсь. Когда я дома, подводное течение постоянного раздражения всегда сомной, асейчас оно пропало, будто привязано копределенному месту. Гнев уступил место легкому нервному возбуждению, вкотором нет ничего неприятного, оно скорее почти что успокаивает, потому что это возбуждение отперемены мест. Куда мы едем, что именно произошло сБонзо?Эти вопросы неприносят беспокойства, потому что я неодин. Большую часть жизни я все делал один, атак недолжно быть, недля этого мы живем наземле. Думаю, пока лучше ничего неспрашивать уЛеннокса, пусть все будет какесть, потом узнаю.
Хочешь спросить, чем мы занимаемся, да?– говорит Леннокс. Утебя все налице написано. Ну чтож, расскажу тебе, чем мы занимаемся: вданный момент мы сидим друг напротив друга вресторанчике, надеюсь, тут неслишком дорого, если честно, я непосмотрел нацены, когда делал заказ.
Я даже ине заметил, что он уже сделал заказ, но, действительно, вот еду уже несут, перед нами расставляют тарелки, ия уже ничего неспрашиваю, аначинаю есть.
Глава8
Веди меня– вот какое послание исходит отменя вмир. Поэтому ине спрашиваю одеталях поездки, поэтому неудивляюсь, что Леннокс заказал еду нанас обоих,– хотя нет, этому удивляюсь. Он заказал нам одно итоже, равиоли исалат, может быть, ему нравится симметрия вовсем; раньше я этого незамечал, нолюдиже меняются. Веди меня изаказывай заменя. Мне стыдно, ноэто нестрашно, кстыду я привык. Я знаю свое место, представить только, еслибы я взял ссобой Леннокса, нерассказав ему подробно, куда мы едем ичто мы будем делать, когда наконец доедем,– это просто невозможно. Так что давайте придерживаться достоверного сценария: ясижу напротив Леннокса заужином витальянском ресторане иЛеннокс главный. Расположились мы уокна, и, подняв голову, я вижу узкую темную улицу, едва освещенную несколькими старомодными фонарями.
Один издомов натой стороне улицы выкрашен зеленой флуоресцентной краской, отнего исходит красивое теплое свечение, какот ручки настройки устаринных ламповых радиоприемников. Вообще-то, мне достаточно просто смотреть. Ведите меня куда угодно, главное, чтобы мне можно было все рассматривать, хочется сказать это кому-нибудь, ноникого нет. Ну, есть эти поедающие пиццу христиане, нос ними я незнаком, иесть еще Леннокс, ноего я сорок лет невидел, ас этим новым носом он все-таки какбудто несовсемон. Мне нехватает Коленбрандера– это я знаю наверняка– нок нему уже непопасть. Лет через пять после того, какя впоследний раз сидел унего вкабинете лицом клицу, я увидел вгазете объявление оего смерти, сейчас уже почти тридцать лет прошло. Он небыл всемогущим Господом, ноошибочно считать, что нам нужен всемогущий Господь, чтобы прощать наши грехи, нам нужен бог, которыйбы был нанашей стороне ипросто разгонял наши грехи руками, маленький такой бог, да просто человек, иим-то ибыл Коленбрандер. Хочу, чтобы он жил вэтом светящемся зеленом доме через дорогу, аябы встал, перешел улицу ипозвонил вдверь, аонбы открыл, алучше даже неон сам, иябы прошел вгостиную, большую, просторную иосвещенную двумя красивыми напольными лампами вправильных местах, Коленбрандербы сложил газету илизакрыл журнал, встал ипожал мне руку испросилбы, каку меня дела; всеведущим ему быть необязательно, обэтом я только что говорил, ненужно этого всего, главное, чтобы он был намоей стороне, незаставляя меня, чтобы я был наего стороне: эта постоянная потребность впропорциональности, втом, чтобы идти друг другу навстречу, этого тоже ненужно; если хочешь, чтобы тебя вели, самому вести ненадо, никто непопросит этого оттебя. Может, Леннокс– это бог, намилость которого я сдался? Акакже тогда Бонзо? Ненадо онем забывать; кактолько я спрошу, чем мы занимаемся, речь пойдет оБонзо, который дотого, какстать Бонзо, был ДеМейстером. ДеМейстер был нашим общим богом, он всем показал, какнадо, когда, стоя перед окном общежития, схватил забедраЕ5.
