Опустился экран. Свет потух, ипоявился Архангел, золотой, заледеневший. Появилась яв цепях. Появился Оливер натроне. Свет сэкрана отражался назрителей. Ясмотрела, какони смотрят намое изображение, лица тянутся кэкрану, какбудто он сейчас их накормит. Однако Алексей, когда яосмелилась взглянуть нанего, смотрел наменя настоящую. Иногда ядумала, вотбы мы встретились опять, нопри других обстоятельствах, еслибы он был разведен иливообще неженат, правда, тогда мы оказалисьбы вовласти другой олофссонской системы другого прошлого, продираясь через другой растр цепных реакций. Может, невспыхнулобы ниискры. Аможет, пришлабы любовь илипросветление.
Вбелом, отороченном мехом платье ябежала поснежной равнине, замной гнался человек весь вчерном, счерным топором, слицом, закрытым черным забралом рыцарского шлема. Яостановилась. Подо мной устремилась вниз головокружительно высокая скала голубого льда, отвесная, смертельная. Выбрасывая перья белых брызг, онее разбивались черные волны. Камера взмыла вверх иотъехала назад, демонстрируя, что человек стопором ияодни навершине айсберга, плывущего впустом штормовом море. Мой крупный план, ясмотрю, какприближается мой преследователь. Монтажная склейка– чернота. Появляются белые буквы: «Раз упал, это навсегда»,– буквы тают, их сменяет дата выхода фильма. Все аплодируют.
* * *
Вновозеландской постели Алексей рассказал мне освоих родителях, любящих, думающих, демонстративно старомодных встиле «подзор длякровати– курительная трубка– Буш наш президент», который он считал камуфляжем подбелых ив результате разбил себе сердце, поскольку это неработало. Оботвратительном дерьме, скоторым черные сталкиваются вГолливуде, даже если увсех пуританское воспитание. Отом, какиногда бывает одиноко, какие невежи редакторы, какявно они нехотят черных впомещении, ато, видишьли, необращая внимания нацвет кожи илипроизнося пустые фразы, чувствуют себя неловко. Каквсе считали, будто он работает только начерных звезд илибаскетболистов. Какего досих пор принимают заассистента, хотя ему тридцать девять лет ион имеет сногсшибательный успех. Какего досих пор останавливают копы, сомневаясь, что унего может быть «тесла». Дотого какОливера взяли в«Архангела», босс Алексея велел ему состричь дреды. «Если хочешь, чтобы тебя принимали всерьез, потрудись сделать серьезную прическу»,– заявилон. Алексей несделал, теперь он партнер, иникто ничего неговорит ему проволосы, только несоразмерные комплименты.
Вовремя приветствия перед благотворительным ужином он подошел комне боком, имы смотрели водну сторону, какбудто куда-то ехали.
–Яне знала, что ты тоже будешь,– сказалая.
–Ятоже. Два дня назад узнал. Оливер достал меня смальчишником. Уменя кончились отговорки.
Оливер считал, что Алексей мало развлекается, ивсучил ему танец наколенях, часы «Патек Филипп», пятьдесят тысяч баксов дляпроигрыша впокер, шампанское, чтобы тот поливал толпу вкаком-то клубе, где знаменитый диджей время отвремени нажимал клавишу ноутбука.
–Непомню, чтобы яподписывался нареконструкцию «Красавцев»,– продолжал Алексей.– Теперь уменя наочереди амок в«Порше»?
Ярассмеялась влицо подошедшим випам, какие-то богатые навид родители идве девочки-подростка ввызывающих тревогу сексуальных прикидах àla Катерина. Сдругого конца помещения нанас посмотрел Оливер.
–Прости.– Алексей заполз обратно враковину профессионала иотошел кОливеру.
Были еще какие-то маленькие девочки, люди вкостюмах, одинокий бородатый парень, изложивший целую эзотерическую теорию офилософии, лежащей восновании «Архангела». Яулыбалась, раздавала автографы, позировала дляфото, новидела приэтом только Алексея, хоть ине смотрела нанего. Редвуд практически выветрился изголовы. Явспоминала онем снежностью, даже ностальгией, какбудто наш так ине случившийся роман был далеко впрошлом. Когда Алексей опять придвинулся боком, яне стала смотреть нанего, ноон заполнил мой горизонт, какгрозовой фронт. Сбоку он спросил:
–Хочешь потом выпить?
* * *
Мы бодренько делали вид, что сплетничаем втусклом свете тайного бара длякрупных игроков изнаменитостей. Прекрасно. Мы друзья. Ачто делают друзья? Тусят. Догоняются. Мы оба щитом выставили перед собой вранье.
–Ты ведь неразнесешь?– спросил Алексей, имея ввиду Оливера, развлекающегося сподростком.– Такое нам сейчас нужно меньше всего.
–АГвендолин знает? Она безутешна?
Алексей закатил глаза:
–Подозревает. Оливеру пришлось штурмовать обаянием.
–Все равно выползет.
–Невсе выползает.– Алексей пристально посмотрел наменя:– Очень надеюсь, что невсе.
Спотолка, отбрасывая нанас водянистое сияние, свисал огромный скульптурный светильник, шар изголубых стеклянных щупалец, напоминающий морского анемона.
–Да,– сказалая,– кое-что остается между двумя.
–Однако такое тоже может напугать доусрачки. Возможно, кое-кто считал, негрех чуть-чуть пошалить, апотом отреальности наложил вштаны.
–Но, возможно, другой кое-кто могбы проявить больше понимания. Мне кажется, кое-кто, возможно, поддался эмоциям иотказался видеть картину целиком.
Он улыбнулся, его щеки засияли голубым:
–Возможно.
–Представляется возможным.– Ясделала глоток.
–Возможно, икое-какие чувства задержались подольше, чем кое-кто ожидал.
–Возможно, это кое-кому знакомо.
Потом мы продолжили петляющий, безобидный разговор, наверстывая упущенное, нощиты были опущены. Иногда легко почувствовать, что дерзость– форма защиты, что бесшабашность каким-то образом нейтрализует опасность. Сидя вобитой бордовым бархатом кабинке, яне спрашивала Алексея ниосемье, ниотом, какие именно он испытывает комне чувства, ниов самом деле важном дляменя. Ярассказывала осэреХьюго иМэриен Грейвз иопять превратила Редвуда влоха, которого мы все выдоили, прежде чем его вымыло изгорода волной озадаченного разочарования.
–Хороший будет?– спросилон.– Фильм?
Ялишь изредка задавала себе этот вопрос иникогда нанего неотвечала. Обычно люди вокруг меня твердили, что он будет хорошим, ине позволяли себе никаких сомнений.
–Незнаю,– ответилая.
Ивдруг все стало такимже хлипким, каккогда явзялась заштурвал «Цессны». Алексей, ободряя, положил мне руку наколено.
Вномере он стянул сменя подиумные джинсы ипиджак, нетерпеливо сунул лицо между ног. Когда мы трахались, он перевернул меня наживот ипрошептал наухо мое имя; мое лицо было вгорячей темноте подушки, ияпоняла, что плачу. Заокном пустыня стала бордовой, затем черной, потом кто-то щелкнул городским выключателем, зажег мандариновую сеть, готовую уловить какого-нибудь падающего снеба невидимого циркача.
* * *
Когда Алексей уходил,я, накинув гостиничный халат, подошла кдвери ипоцеловала его. Спотолка свисал глянцевый черный пузырь, похожий наяйцо, снесенное морским существом, глянцевый черный пузырь, типа гарантирующий, что никто непроникнет впространство между лифтом идверью моего номера, глянцевый черный пузырь, скрывающий камеру, запечатлевшую наш поцелуй, камеру, пославшую безмолвные, бесцветные, фиксирующие время кадры снашим поцелуем сотруднику службы безопасности отеля, который, вероятно, ненавидел свою работу, ненавидел мерзавцев, останавливающихся вэтих люксах, возможно, уже знал, что яскандальная шлюшка, ихотел, чтобы все узнали омоей развращенности. Влюбом случае парень увидел шанс срубить бабла иим воспользовался.
