Еще непонимая, что случилось, она инстинктивно переносит вес влево ипадает наколени.
Она ступила вчерное пространство, будто пробив избелого мира вподземную пустоту отверстие около фута диаметром. Несколько футов вертикального льда голубовато светятся врасщелине, ниже– знакомая темнота. Эта тьма преследовала Мэриен стех пор, какона впервые перелетела канадскую границу, авозможно, стех пор, какзатонула «Джозефина». Мэриен сидит натонкой заслонке между белой ичерной пустотами. Две половинки шара, каждая состоит изничего: ницвета, нисвета.
Обратно кпалатке она ползет начетвереньках. Эдди, когда она заползает, шевелится, бормочет, что ветер стихает. Мэриен всилах только мыкнуть, надеясь, он сочтет мык согласием. Наулице ждет пропасть, невидимая, каккрокодил вводе. Самолет, если он еще там, возможно, стоит накраю пропасти. Палатка, возможно, поставлена наснежном мосту, который может рухнуть влюбой момент. Думая омаленькой черной дыре вснегу, она испытывает ужас, ноеще жалость ксвоему телу, его жалкой, угловатой хрупкости, его малости, онемевшему весу. Сейчас она больше ничего неможет. Снова поднимается ветер. Она погружается всон.
* * *
Метель укутывает палатку снегом, отгородив их отмира. Они раскапывают вход каждые несколько часов, убеждаясь, что их непогребло окончательно. Когда Мэриен рассказывает Эдди опропасти, он сохраняет стальную твердость собственного антарктического двойника. Сейчас, говоритон, можно лишь соблюдать осторожность, акогда метель утихнет, они увидят то, что увидят. Если самолет пропал, то все кончено. Однако ему думается, он еще наместе, только подснегом.
Погода должна поменяться. Даже втакой враждебный мир должны вернуться солнце инебо, все время твердит себе Мэриен, нодо конца неверит. Опять вспоминает пассажира наАляске, пытавшегося убедить себя, что он еще неумер. Может, они уже умерли? Кажется, возможно все, новместе стем невозможно ничего, кроме белизны ихолода. Нет, думает она, небытие должно быть чистым, аих присутствие оскверняет здешнюю чистоту. Они пятнышко несовершенства, свидетельствующее ожизни.
Уних еще остались продукты икеросин, ночерез неделю смерть, похоже, начинает приближаться– непрыжками, анебольшими шажками, бочком. Холод непереставая глодает руки иноги Мэриен, пытаясь забраться вовнутрь, отыскивая брешь вее обороне. Онемение– это неотсутствие ощущений, аощущение отсутствия всего. Если они слишком долго наулице, отобморожения лица белеют, какпосмертные маски. Мэриен иЭдди растирают щеки, носы, пальцы ног, терпят боль возвращения кжизни.
Индевеющее дыхание наслаивается наспальные мешки истенки палатки шелушащимся инеем, что нужно счищать дважды вдень. Эдди оставляет влажный носок наполу палатки, акогда поднимает, тот ломается сшоколадным хрустом.
Холод забрался всамое ее нутро, араз уж обосновался, его почти невозможно изгнать. Покрытые коркой желтые пятна наносу ищеках, откоторых она неможет избавиться, затуманенность разума– смерть свернулась клубочком, ждет внутри, собрала свою мощь вдоль ее границ. Унее дикие, красочные сны, кажущиеся мелким, ноживым протестом против окутывающего саваном небытия.
Иногда она все еще ловит себя намысли, что после полета поедет кДжейми. Когда вспоминает правду, вней невысокой волной детонирует взрыв горя.
–Полный абсурд,– подает она голос изспального мешка,– ноиногда смерть брата придает мне мужества. Яловлю себя намысли, если он смог умереть, смог выдержать, тогда могу ия, хотя, понятно, уменя нет выбора, да ивообще смерть нето, что «выдерживают». Насамом деле какраз наоборот.
–Ядумаю, мужество надо черпать, где только можно,– отвечает Эдди.– Что тут плохого?
Ее благодарность Эдди незнает границ, ивсеже наступают мгновения, когда ей хочется, чтобы его небыло. Докопаться досущности Антарктиды можно, только побыв сней наедине, так велит Мэриен инстинкт. Аможет, сущность слишком огромна, слишком пуста иее вообще невозможно понять, какбы близко ты кней ниподошел. Может, именно это ипривлекает вАнтарктиде, неудержимо влечет кней. Она вспоминает, какДжейми рисовал бесконечное пространство, прекрасно зная, что нарисовать его нельзя.
Когда они вовремя затишья вылезают изпалатки, Эдди стоит кМэриен спиной исмотрит набелую плоскость, судя повсему, неслыша своего пилота.
Впалатке он говорит, что ему нравится Антарктида, так каксюда недобралась война. Нравится, что здесь нечего восстанавливать.
–Восстановление давит наменя похлеще разрушений. Покрайней мере, развалины были честнее.
Она помнит города, превратившиеся вплоские коврики розовато-серой пыли ибеспорядочные груды камней. Наверное, Эдди имеет ввиду, что, несмотря нина какие искренние обещания мира, нина какие кусочки, которые потом соберут исклеят, мертвые невернутся. Вернуться впрежний мир нельзя, единственная возможность– создать новый. Носоздавать его, вероятно, нудно иутомительно.
* * *
Небо ясное, иони копают, эксгумируя бескровное серебристое тело самолета изснежного холма. Они уже откопали одно крыло ипочти весь хвост. Внутри тоже полно снега. Руки расцарапаны ипод варежками, нонадо продолжать. Эдди, тыча палаточным шестом, внимательно осмотрел расщелину иразметил безопасную тропу. Поего мнению, впереди самолета твердый лед. Они лихорадочно копают, надеясь, что погода продержится.
* * *
Облака смыкаются, расступаются, опять смыкаются. Они копают целый день, останавливаться нельзя, иначе потная одежда заледенеет дохруста. Откопав корпус самолета, они освобождают отснега иего внутренности, потом кое-как выпрямляют лопасть пропеллера, кое-как склепывают лыжу.
Наконец остается только стряхнуть последний снег скапотов исо страхом ждать, пока прогреются двигатели. Больше всего хочется спать, нозапросто может грянуть еще одна снежная буря ипогубить все плоды их труда.
Пропеллеры слабо крутятся, останавливаются. Мэриен копается вредукторе. Топливопроводы кашляют; рыча, оживают двигатели; пропеллеры вращаются, да, вращаются. Наконец пора дать газу иоторвать лыжи ото льда. Дергает болью уставшая рука. Снег все быстрее мечется заокнами кабины. Их трясет, мотает, иона молится, чтобы невписаться вбольшие заструги илирасщелины. Какое-то время самолет идет ровно, затем поднимается. Удерживавший их пятачок льда искрытая подним расщелина стремительно исчезают, их уже неотличить отобщей белизны. Эдди производит наблюдения, показывает ей накарте, где они стояли. Пустое место, какивсе остальное. Когда полет убаюкивает ее, адреналин выдыхается. Нанее давит сон. Голова опускается, вскидывается.
Трансантарктические горы прорывают белую шкуру континента: пирамидальные вершины, черные изрезанные хребты, голубые поля изломанного льда. Мэриен держит тринадцать тысяч футов, лавируя между перевалами. Она хочет надеть кислородную маску, надеясь, что таее разбудит, ноклапан замерз. Перелетая Атлантику, Чарлз Линдберг неспал более пятидесяти часов, напоминает она себе. Но– возражает жалость ксебе– ему ненадо было сначала выкапывать самолет изснега.
Уровень топлива падает слишком быстро. Она осматривается ивидит радужные брызги, веером разлетающиеся закрылом. Вполусне она незаметила, когда это началось, теперь остается только надеяться, что течь неусилится. Отом, чтобы приладиться починить, неможет быть иречи. Наверное, один изпроводов отсоединился вовремя жесткой посадки иликакой-то топливный шланг треснул наморозе.
