И понеслась. Я еще никогда себя таким идиотом не чувствовал. И девчонки нигде не видно. Хочется в глаза ее посмотреть еще раз. Есть в них совесть или нет? А как натурально она испугалась на парковке? Может ее за такое и прибить там пытались, а я дурак, вписался.
Позвонить так и не дают, но берут номер матери. Ведут за решетку, толкают на жесткую скамейку и закрывают дверь. Класс…
Облокотившись о стену, пялюсь в одну точку. Слышу, как говорят, что друзья мои пришли, но их быстро разогнали. Время идет. Звонить ко мне домой никто не торопится. Даже руки обработать не дали. Костяшки и разбитая губа неприятно саднят, голова болит еще сильнее. Брезгливо поморщившись, ложусь на скамейку и смотрю теперь в потолок, с которого свисает шмоток паутины.
Вода в раковине капает, полицейские тихо переговариваются. Все звуки смешиваются в равномерный, усыпляющий гул и глаза начинают закрываться. Некоторое время сопротивляюсь, но сон все же утягивает меня в непонятное серое марево.
Вздрагиваю от противного скрипа открывающейся решетки.
—Авдеев, на выход,— орет дежурный мент.
—Ну наконец-то,— вздыхаю, лениво поднимаясь с жёсткой скамейки.
Спина задеревенела, башка так и трещит. Сдавив виски пальцами, выхожу из обезьянника. На пошарпанном стуле сидит огромный лысый мужик с руками как у меня ноги. Дуэйн Джонс долбанный! Взгляд его карих глаз направлен строго на меня.
—Ваш, товарищ майор?— интересуется дежурный.
—Мой,— кивает мужик своей лысой башкой.
—Эээ, вы че?! Я его первый раз вижу!— делаю пару шагов назад.
—Максим, мать ждёт тебя в машине,— спокойно сообщает эта горилла.
—А ты кто такой?
—Предлагаю обсудить это в более подходящей обстановке. А заодно ситуацию, в которую ты вляпался.
—Меня не устраи…— замолкаю, глядя, как это чудовище поднимается во весь рост и своей лысиной закрывает свет от лампочки.— Охренеть…
—Выражения выбирай. Поехали, я забрал твои документы,— демонстрирует паспорт в разрисованном вручную кожаном чехле.
Косясь на мужика, обхожу его по дуге и выхожу на свежий воздух. Рассвет уже. Небо серое, фонари гаснут один за другим. От меня воняет бомжами, все тело болит и ни черта не понятно, что происходит.
У обочины стоит серебристый пикап, Фольксваген Амарок, а внутри на пассажирском кутается в большой мужской кардиган мать. Увидев меня недовольно поджимает губы. Боковым зрением замечаю движение. Дергаюсь и слышу свое имя:
—Максим… Максим ведь?— та самая девчонка в балетной пачке отлипает от стены.
—Ты еще здесь?— раздраженно хмыкнув, подхожу к ней.
—Я спасибо сказать хотела,— хлопает длинными ресницами.
Ее нелепый кукольный вид вызывает во мне странные чувства. Пожалеть ее хочется и выпороть одновременно.
—Да ладно, забей,— машу рукой. Не устраивать же разборки с девчонкой.
—Ладно?!— раздается за моей спиной злющий голос матери.— Быстро в машину!— дергает меня за куртку. Стою на месте.— Макс, марш в машину, я сказала! А ты,— мать с пренебрежением смотрит на потрепанную девушку,— Брысь отсюда, шушера! Чтобы я тебя в радиусе пятисот метров даже не чувствовала!
Глава 2
Макс
В салоне чужой тачки воняет чужими сигаретами и тяжелым парфюмом. Мать захлопывает дверь у меня перед носом и смотрит на лысую гориллу уставшим взглядом. Он что-то втирает ей, волосы трогает своими огромными пальцами.
Опускаю стекло.
—Эй,— встречаемся с ним взглядами,— телефон мой верни.
—Скройся!— вместо него ко мне разворачивается мать.— Ты у меня не то, что телефон, ты кроме гречки у меня в ближайший месяц больше ничего не увидишь! Нет. Два месяца!
—Мама, может, хватит?— раздраженно закатываю глаза.— Чего ты трагедию на ровном месте делаешь?
—То есть, ты считаешь, что среди ночи получить звонок из полиции и узнать, что мой сын за решеткой, это ровное место?! Какого черта ты вообще потащился в этот клуб? Я запретила шляться по таким местам. У тебя экзамены через два месяца, а ты…— сдавливает виски пальцами.— Голова разболелась,— жалуется горилле.
—Поехали,— он подталкивает ее в спину.— Всем надо успокоиться, а потом, без эмоций поговорить.
—Да я не могу с ним без эмоций! Не могу, понимаешь? Он все время куда-то встревает. Клубы эти ночные. Вот что они там делают? Ты знаешь? А хочешь, я расскажу тебе, что они устроили в прошлом году? Мне на улицу стыдно было выйти. Я директор лучшего лицея в городе. У меня должна быть безупречная репутация. Он же не понимает, Андрей! Шваль какую-то подобрал. Девки его эти… Завтра он вот такую в дом приведет. Мне тоже без эмоций?!
Поднимаю стекло, чтобы не слушать дальше. Сползаю по спинке сиденья и закрываю глаза. Это надолго. Но я уже не так раздражаюсь присутствию лысого амбала. Мать выливает все на него, а не на меня, как обычно. Задрал этот тотальный контроль. Я изобрел сотню способов сваливать из дома и незаметно возвращаться. Научился искусно ей врать, глядя в глаза, и даже брать машину так, чтобы она не замечала, пока у меня не было прав. Так что эти вот ее излияния, какое я неблагодарное дерьмо, давно уже не трогают. Все я понимаю: любит, беспокоится. Всю жизнь одна меня воспитывала и не всегда мы так жили, как сейчас. Но можно мне чуть-чуть доверия?
Видимо нельзя… Она вот даже про мужика этого ничего не сказала. Кто он? Что он?
Они садятся в машину. Дышать становится еще сложнее. Опускаю стекло на всю, делаю глубокий вдох.
—Макс, кто эта девушка?— разворачивается ко мне мать.— Ты бледный. Пил?
—Горилла твоя воняет так, что меня сейчас вывернет,— кривлюсь, стараясь сдерживать тошноту.— Ты бы одеколон сменил, майор. Или это способ ловить преступников? Вдохнул и упал прямо к ногам.
—Боже, Максим! Ты можешь следить за языком и быть хоть немного благодарным?
—Прости, сейчас не могу…
Снова закрыв глаза, стараюсь просто дышать. Тачка плавно едет по еще пустым дорогам и по-хозяйски въезжает во двор нашего дома. Лысый мужик помогает матери выйти. Я вываливаюсь сам. В душ хочу и спать. Чтобы не трогал никто до завтрашнего утра.
—Спасибо за доставку,— толкнув типа плечом, иду к крыльцу.
Он идет следом, мать виснет на его огромной руке. Захожу первым и захлопываю дверь прямо перед его носом.
—Макс!— снова мать.
Лениво разворачиваюсь.
—Мам, я хочу помыться и лечь спать. Пожалуйста. Давай все разборки отложим на дневное время. На всякий случай…— смотрю на гориллу.— Надеюсь вот это в нашем доме не останется, и я ничего такого не сделал, чтобы ты на меня орала. Я девушке помог, мам. Все, как ты учила.
—Надо обработать ссадины,— устало говорит она.
