—Нет,— смущенно отвожу взгляд.— Я просто очень люблю вашего сына,— и смотреть на нее становится совсем неловко.
Мама Макса смеется и крепко меня обнимает. Я нерешительно делаю это в ответ.
—Ты извини меня за ту сцену у клуба,— говорит тихо, но я слышу.— У нас с Максом тогда все было так сложно. Ты просто попала под горячую руку.
—Я уже забыла,— это правда. Даже не думала, что она до сих пор помнит нашу первую встречу.— Можно мне к Максу?
—Ему сейчас уколы будут делать. Сказали, через часик — полтора будет можно.
—Хорошо. Тогда я пойду к себе в палату.
Ирина Дмитриевна провожает меня и возвращается к сыну, а я лежу на кровати, смотрю в потолок и улыбаюсь. Ненормальная, честное слово! А Макс будет видеть… Аааа!! Мой Макс будет видеть! Это самая прекрасная новость за последние дни. У меня уже все лицо болит, но улыбка так и не желает сходить с губ. И когда папа заходит в палату, я первым делом счастливо пищу ему:
—Макс будет видеть!
Он загруженный и уставший, но глядя на меня все же улыбается. Садится на кровать, облокачивается на стену и закрывает глаза. Я тут же подползаю к нему обниматься. Одной рукой прижимает к себе, вторая спокойно лежит на его бедре.
—Пап,— зову его,— в ответ он лишь поглаживает меня по спине. Значит слышит.— Папочка, а расскажи мне, что ты там сейчас делаешь? И вообще, что на самом деле произошло? Зачем нас держали в том ужасном подвале? Ради одного из твоих заводов?— засыпаю его вопросами.
Томас говорил, но я хочу узнать полную версию и желательно от человека, которому доверяю. Папа вряд ли станет мне лгать.
—Давай ты не будешь забивать себе этим голову, малыш,— вздыхает папа.— Взрослые сами разберутся. С вас уже хватит.
—Так не пойдет,— кручу головой.
—Почему?— усмехается он, отлично зная свою упрямую дочь.
—Потому что мы имеем право знать. И Макс имеет право знать, за что он лишился зрения и вообще чуть не замерз там насмерть,— произнеся это вслух, мне опять становится не по себе.
—Наверное, ты права,— вздыхает папа.— Тогда давай все вместе и поговорим. Идем к Максиму?
—Идем!
Глава 30
Макс
—Нагулялся?— улыбаюсь, нащупывая ладонью голову Грома. Пёс толкается мне в руку, чтобы гладил. Не знаю, кто и как договорился с врачами, но его ко мне привел Олег.
—Ррр. Аф,— заявляет огромный доберман и лижет меня в щеку.
—Спасибо тебе. Ты мне жизнь спас,— благодарно глажу его между ушей.
Все вроде хорошо закончилось, а на душе хреново. Меня никак не отпускает случившееся. Врач говорит, я слишком долго боролся там, вот и ловлю теперь откаты в виде накатывающей хандры и кошмаров. Одному оставаться не по себе. Друзей пока не пускают. Мама говорит, они тут прописались. Каждый день кто-то заглядывает.
Отец Ани приехал, мама собрала пакеты с фруктами, книгами, журналами и поехала домой, чтобы принять душ и переодеться. Я просил не говорить парням, что не вижу. Зрение восстанавливается. Пока перед глазами пятна вместо людей, но это лучше, чем полная темнота и холод… Чтоб его! Он мне тоже снится. Ане не стал говорить и матери запретил. Сегодня проснулся от того, что стучат зубы. В палате тепло, плюс на мне одеяло. Какой-то фантомный холод, от которого начинает ломить все тело. Это тоже пройдет. Надо просто перетерпеть. Тем более мне таких вкусняшек пообещала одна красивая блондинка. Теперь предвкушаю и фантазирую. Помогает отвлечься.
Слышу, как открывается дверь палаты. Дергаюсь на звук, Гром приветливо урчит. Значит свои. Пальцы отпускают зажатую в них простыню. Долбанные рефлексы!
К кровати подходят два силуэта.
—Свои, Макс,— тихо говорит отец Ани.
Мягкие, теплые подушечки пальцев касаются моей руки.
—Ты чего такой? Как пружина весь. Тебе опять больно?— беспокоится моя невыносимая.
Закрываю глаза, выдыхаю. Мышцы и правда натянулись канатами. Аж в животе стало больно. Наверное, мать права. Надо соглашаться на психолога. Один я не разберу бардак в своей отмороженной голове.
—Макс,— трясет за плечо Анюта.
—Я сейчас врача позову,— тут же кипешует Каменский.
—Не надо врача. Нормально все со мной.
Поздно. Вадим Юрьевич уже ушел, а Анюта не могла не воспользоваться моментом. Она тут же прижалась к моим губам. И я перестал мерзнуть, с тихим, довольным стоном отвечая на ее поцелуй.
Услышав шаги, Анюта от меня отскочила. И вовремя. Ее отец вернулся с дежурным врачом. Он осмотрел меня, задал пару вопросов и подтвердил, что все нормально.
—Я же говорил.
—Ты и в реанимации пытался всех убедить, что у тебя все нормально,— рассмеялся Вадим Юрьевич.
—Не помню такого,— фыркаю в ответ.
Я и правда смутно помню дни, что провел под приборами и какими-то интересными уколами, после которых все время хотелось спать. Зато там мне почти не снились кошмары. А сегодня накрыло…
—Аня попросила рассказать вам, что произошло и кто во всем виноват. Считаю это справедливым. Ты готов слушать?— спрашивает Каменский.
—Конечно,— тут же подбираюсь и обращаюсь в одно большое ухо.
Анюта садится на край кровати, берет меня за руку, а пятнышко ее папы устраивается на стуле рядом.
Ситуация оказалась интересной.
Некто Томас Коутс, талантливый молодой парень, путешествующий по миру и зарабатывающий выполнением различных, далеко не всегда законных заказов от разных состоятельных дяденек и тетенек, получил новый заказ на столичного бизнесмена, владельца крупного холдинга, «металлургического короля» Каменского Вадима Юрьевича.
Как до него добраться еще проще, чем через эмоциональную, взрывную и обиженную на него дочь? Да никак! И Томас, набрав команду для выполнения поставленной задачи, начал свое знакомство с девушкой.
Сначала следили, изучали, составляли психологический портрет. Потом начали действовать. Знакомство, быстро переходящее на уровень дружбы. Он давал ей мнимое ощущение поддержки и заботы, а Ане это было настолько необходимо, что она открылась парню. Девочка с добрым сердцем сочувствовала тяжелой жизни английского студента, оказавшегося в чужой стране. Он умело ловил ее на ее же эмоциональных взрывах, подталкивая совершить новую глупость. Она и попыталась у клуба. Ее тогда фактически поймали, но все испортили мы, ворвавшись и вытащив девушку из цепких лап людей Томаса.
Ему пришлось откатываться немного назад и снова наблюдать, искать момент. Возле нее появился я, но я Тому был неинтересен. И даже когда мы попали с Аней в засаду в его убежище, у меня не возникло никаких подозрений. Только на секунду, когда он так рьяно бросился защищать нас от двух агрессивных собак. Но думать об этом было особенно некогда.
