Я даже не заметил удара. Скорость была такова, что рука стала почти невидимой для моих зрительных нервов. Но я не пригнулся. Не уклонился. У меня даже не было времени испугаться; а теперь для этого было уже поздно. Я не собирался тешить самолюбие химеры и поэтому, несмотря на свежую кровь на лбу вдобавок к запекшейся на щеке, выступил вперед:
–Нам не пора?
–Скоро,– ответило Вати.– Великий пойдет последним, когда остальные будут на месте.
Химера дотронулась до пореза тыльной стороной ладони. Керамика была холодной, как лед, как сама смерть.
–Ты плохо понимаешь всю важность сегодняшнего дня. Этого места. Этой встречи.
–Ну, твой хозяин собирается стать верховным правителем,– ответил я, не отстраняясь от прикосновения.– Что тут непонятного?
Генерал-вайядан издал кашляющий звук, лишь отдаленно похожий на смех. Вати развернулось, и я заметил на его ладони свою ярко-алую кровь.
–Сегодня его величие превзойдет всех, кто был после Элу,– сказала химера и подняла голову, глядя как бы сквозь крышу, сквозь барельефы с изображением энар, попирающих врагов. Затем Вати перешло на стандартный, чтобы только я и маги могли его понять: – Может, и самого Элу.
–А это не святотатство?– спросил я, вспомнив реакцию Ауламна на проступки князя Аранаты.
–Это истина!– парировало Вати.– Он займет место среди богов!
Перед глазами вновь пронесся ночной кошмар. Голова Пророка покатилась к моим ногам, серебряная кровь залила грудь, жуткие пальцы выбрались из разрубленной глотки князя.
Вдали, за аркой и крепостными стенами, собравшиеся сьельсины заревели, вернув меня с небес на жуткую землю. Солнце, серое и тусклое, еще светило. Я понимал, что все происходит наяву. Чувствовал разницу, знал, что боль от раны на лбу – и в костях – реальна.
–Пора, vayadan-doh,– сообщил один из одетых в белое придворных, подползя к Вати в центр зала.– Yukajjimn могут выступать.
Вместо подтверждения генерал-вайядан ткнул существо ногой, перевернул его на спину и прижал стопой. Придворный не издал ни звука. Вати что-то показало химерам у дверей, но если и отдало приказ, то с помощью устройства, связывающего разум с металлом, заместившим плоть.
Глядя на все это, я задумался, считало ли Вати свое новое тело благословением, отказом от лживой смертной оболочки, дарованной Утаннашем и мирозданием иуганнан. Верило ли оно, что, отринув плоть, стало чище? Или это была лишь жертва его повелителю, подобная той, что Аварра принесло ради Элу?
Конвоиры потянули цепи и потащили меня через зал. Мои сапоги стучали по плитке, пока я изо всех сил пытался подняться с четверенек.
–Отлично выглядите, милорд!– усмехнулся Урбейн, когда меня проволокли мимо.– Кровь вам к лицу.
Северин лишь молча понурила голову.
–Твоя пошла бы мне больше,– сказал я и сплюнул колдуну под ноги.
–Мы бессмертны!– воскликнул Урбейн и махнул компаньонам.– А вы лишь полусмертный.
–Тогда почему твоя женщина так меня добивалась?– парировал я, кивнув на Северин.
Если моя шпилька и уязвила мага, вида он не подал.
–Скоро вы встретитесь со своими,– с улыбкой сказал он.
Бескровные губы растянулись, обнажив острые клыки, имитируя нечеловеческую ухмылку его хозяина.
–Не сомневаюсь,– холодно ответил я.– Я знаю, что меня ждет, колдун. А вот ты не знаешь.
–Думаю, это вы не представляете, что будет дальше, милорд,– не переставая ухмыляться, произнес Урбейн.– Но скоро увидите.
Мой эскорт притащил меня на нужное место и приготовился выступать. Я должен был идти следом за группой химер, ведомой громоздким бегемотом Теяну, дожидавшимся у внешней арки. Меня окружили четыре десятка еще органических скахари, державших сабли традиционным образом. За мной выстроились химеры во главе с Хушансой в трех отдельных телах, за ними – четыре десятка личных телохранителей Пророка в черно-серебряных доспехах и герольды с высокими тонкими жезлами, на которых развевались знамена «Белой руки». Последним, в сопровождении Ауламна и Вати, выступил сам великий князь.
Но первыми вышли рабы. Около тысячи человек ждали за воротами, не закованные в цепи, а просто окруженные стражниками, как заключенные в Колоссо моего отца. По сигналу стражники погнали рабов вперед, будто скот, подталкивая их ровным строем на центральную дорогу. Пронзительно загудели горны, вторя неистовым крикам.
Конвоиры тронулись, потянув цепи, которыми были скованы мои руки. Цепи зазвенели, словно серебряные колокольчики. Я вышел на свет и повернул направо, к храму царя. Меня захлестнуло волной звука, еще секунду назад приглушенной стеной – творением энарских каменотесов. Сьельсины поволокли меня за собой, направляя еще правее, через песок к дороге. Мне пришлось бежать вприпрыжку, спотыкаясь, что вызвало у них смех.
Подняв голову, я наконец увидел перед собой толпу.
Вдоль всей дороги, удерживаемые солдатами в черно-серебристых цветах Пророка, кишели враги. Они стояли в шесть-семь рядов, вытягивая шею и напирая на стражников, едва не прорывая их строй. Зрители выстроились до самого купола, и даже с такого расстояния мне было видно, как толпа все прибывает, окружая храм Элу.
До него было двенадцать миль.
Как же давно минули те дни, когда капитаны и генералы вели свои многотысячные армии по суше, совершали переходы через Граник, чтобы попасть в Персию. Я даже не знал, сколько времени требовалось, чтобы пешком пройти такое расстояние. Сомневался, что мне хватит сил преодолеть его.
Я знал лишь, что на это понадобится не один час.
Впереди шествие растянулось до самого храма; князья и их свита казались яркими пятнами в плоских, бесцветных лучах солнца. Их доспехи и знамена – единственное, что окрашивало этот серо-зелено-черный мир. Гигантский генерал-вайядан Теяну шагал крайне медленно, пригнувшись на шести ногах, словно пародируя энар. Между ним и идущими впереди образовалась пустота примерно на четверть мили. В этот промежуток сьельсины загнали тысячу людей-рабов, подталкивая их искрящимися в стылом воздухе копьями. Их хохот и жестокие реплики казались отзвуками ада подземного Дхаран-Туна.
В отличие от моего сна, в котором внутри каменного города гулял ветер, в этот день стоял штиль; серое солнце в безоблачном небе казалось крошечным. Мой сьельсинский плащ слабо колыхался от ходьбы, а чересчур длинные и спутанные волосы постоянно падали на глаза.
Было очевидно, кто сильнейший из тысячи семисот князей и тысячи семисот кровных кланов. Каждый из них привел к святилищу Миуданара на великое вече, аэтаванни, от двух до четырех десятков скахари. Пророк привел несколько тысяч и силой своего флота заставил остальных подчиниться. Конечно, с ними прибыли тысячи придворных, что теперь собрались на черном песке у колонн. Не сомневался я и в том, что еще больше – десятки тысяч – глазели из окон и бойниц, с балконов и крытых галерей города-кольца. Но все эти сьельсины были вооружены лишь саблями либо не вооружены вовсе и, вне всякого сомнения, опасались легионов Пророка и его демонических генералов.
