Вдруг я усмехнулся. Мне удалось подавить смех, но слишком поздно.
–Dein?– спросил Сириани.
–Дважды шесть и шесть!– со смехом ответил я, понимая, что не смогу объяснить, чем примечательно это число в отношении символов моего рода.
Восемнадцать. Три шестерки.
–Пустяки,– сказал я, удивляясь, откуда во мне взялись силы смеяться над таким банальным совпадением.
Или столь удивительным предзнаменованием.
Поверив мне на слово, Пророк изобразил нечто вроде пожатия плечами и обратился к Ауламну.
–Iamarara o-scaharim wananuri ti-jattin!– приказал он готовить почетный караул.– Мы на месте!
Трап нам не подали. Я стоял далеко позади Сириани Дораяики на спусковой платформе в трюме княжеского катера. Генералы Вали и Ауламн прикрывали хозяина, словно различные шахматные фигуры. За мной молча стояла Северин в окружении группы сотрудников МИНОСа в серых и черных костюмах. Вокруг собрались около двухсот скахари с упертыми под локти саблями наголо и смотанными на поясе блестящими нахуте.
Схожие ощущения я испытывал, когда спускался на лифте колизея, потея от волнения и перешептываясь с другими мирмидонцами. Я оглянулся. Рядом не было ни Паллино, ни Элары, ни Сиран, ни Гхена… ни Хлыста. Единственными человеческими лицами в толпе были Северин и ее спутники, но их нельзя было назвать людьми.
Я ожидал громких слов или властных заявлений, но их не последовало. Великий вождь кровного клана Дораяика молчал. Кто-то из воинов закричал, и красные тусклые лампы вокруг нас, в глазах ксенобитов наверняка яркие и бледные, вдруг стали синими. Платформа под ногами дрогнула и со скрипом, подобным скрипу несмазанного часового механизма, начала спуск. Мы медленно поплыли к земле.
Вокруг задувал затхлый ветер, разнося черные, холодные, колючие песчинки, больно жалившие открытое лицо. К моему удивлению, здесь можно было дышать – вероятно, этому способствовали водоросли и произраставшие повсюду бурые грибки. Здесь пахло серой и тленом, давно никем не тронутым запустением.
Могилой.
Вперед выступил котелихо в белом и взмахнул геральдическим копьем, увенчанным разорванным кругом – символом, общим для геральдики всех сьельсинов,– под которым расположилась «Белая рука» в серебряном кольце. За герольдом вышли двое скахари – построенные МИНОСом химеры с белыми руками и в белых доспехах. В руках они несли длинные узкие знамена черного цвета, украшенные символом «руки» и сьельсинскими глифами.
Но я смотрел не на них и не на тройную колонну бледных воинов в черных доспехах и черно-лазурных плащах, вышедшую следом.
Мой взгляд был прикован к горам.
Теперь мне не мешали ни окна посадочного катера, ни низкие облака, и, стоя между двумя рогами шаттла, я смотрел на причудливые, неестественно угловатые горные пики, бьющие в тонкое серое небо.
Это были не пики. Не горы.
Это были сторожевые башни.
То, что я принял за горные склоны, выросшие под прямым углом из черно-серого песка, вовсе не было таковым. Это были стены. Они возвышались над землей на пять миль и были увенчаны прямоугольными башнями с колонными галереями и трапециевидными арками в сотни футов высотой на самом верху. Я с трудом мог оценить их протяженность и объем, потому что стены занимали пространство от горизонта до горизонта.
С земли я видел лишь немного; полная планировка и внешний вид оставались для меня загадкой. Я предположил, без уверенности, что гигантская постройка, возведенная посреди бескрайней пустыни, представляет собой кольцо и что внутри стены располагался тот самый город, о котором рассказывали Сириани и Северин. Я видел лишь рога-близнецы этого открытого, разорванного кольца, такие же, как украшали посохи сьельсинских герольдов. Величественное сооружение отчасти напоминало сведенные пальцы – большой и указательный – в половине дюйма друг от друга.
Между ними был только песок, а за ними, за великим кругом, унылые ровные пески тянулись без конца и края. С земли дальний конец города-кольца казался серо-зеленым размытым пятном под небесами.
–Это построили энар?– с любопытством спросил я, застыв в благоговении перед этим поистине олимпийским сооружением из зеленоватого камня.
Никто не ответил мне, но я сам понял, что угадал. Люди вряд ли могли построить такой храм, а сьельсины? Сьельсины не строили вверх.
Они взрослели как раса не в тени Тихого, не в тоннелях Се Ваттаю, как я когда-то считал, а в тени этих энар, этих первых служителей темных богов. Здесь, на Эуэ. В Актеруму.
Но я ошибался.
Из тысяч нечеловеческих глоток раздалось громкое протяжное улюлюканье. Впереди и по краям от гигантских врат под знаменами сверкнули белые клинки и копья. Синие флаги затрепыхались над серо-зеленым миром. Тысячи Бледных плотно стояли по обе стороны от нас рядом с десантными башнями и неописуемо причудливыми шаттлами, потрясая руками и древками флагов. На большинстве были боевые маски или шлемы с черными забралами, типичные для их народа. Но в отличие от солдат Дораяики, оставлявших маски девственно-белыми, у остальных они были раскрашены яркими полосами и завитками, которые мне было не распознать. Эти клановые отметины мы с Валкой могли бы расшифровывать до конца дней своих.
Одни наблюдали за нами сквозь тонкие прорези, похожие на отверстия для монет в торговых автоматах. Только так можно было защитить глаза от солнца. Другие носили толстые очки, скаля прозрачные зубы, а третьи – низшие по рангу, вероятно иэтумна,– просто щурились от слабого света тщедушного солнца Эуэ.
Кое-кто, как Сириани, обходился без масок и шлемов. На Пророка солнечный свет, кажется, вовсе не действовал. Я невольно задумался, не носит ли он какие-нибудь линзы,– а может, МИНОС установил жуткому властелину какое-нибудь вспомогательное устройство.
По сигналу великого князя мой почетный караул – четверка солдат, еще не переделанных в химер,– потащили меня вперед. Они поставили меня на колени перед Сириани, который удостоил меня коротким взглядом, после чего поднял голову к башням-близнецам, высившимся по обе стороны от могучих врат.
–Актеруму,– произнес князь,– город энар. Видишь их?
Он кивнул в направлении гигантских грубых изображений, выбитых на стене в полумиле над землей.
Как описать их, эти полустершиеся за множество веков барельефы? Как описать облик энар? Их приплюснутые тела с кривыми конечностями – у кого четыре, у кого шесть и даже восемь – напоминали крабов. Среди них не было двух одинаковых. Я не видел ни глаз, ни даже голов, зато в руках-клешнях было оружие. Барельефы изображали, как энары побеждают других существ, еще более причудливых и жутких, чем они сами. Над скульптурами и под ними тянулись неразборчивые надписи, несомненно подробно перечисляющие подвиги и достижения древних завоевателей.
–Почему вы не уничтожили эти изображения?– спросил я, вспомнив абстрактные барельефы самого Сириани, повествующие об истории его народа.– Разве они не лживы?
