–Почему все это на полу?– Я спросила об этом, потому что разговор о телефонах не имел перспектив. Обычно в ее подвале царил своего рода порядок, коробки на полках помечены. «Мия – хлам». «Барахло Марлы». Все эти коробки все еще стояли на полках, как обычно, но другие, оказавшиеся на полу и плотно закрытые прозрачной пластиковой упаковочной лентой, для меня были в новинку. В основном это были повторно использованные коробки из-под вина. Я оглядела их и не нашла на них никаких надписей.
Мама грустно вздохнула.
–Эти вещи, они принадлежали твоему брату.
–Правда?– Мой голос стал тише. Спустя шесть лет после несчастного случая мы все еще разговариваем вполголоса всякий раз, когда разговор заходит об Энди. Наверное, так будет всегда.
–Откуда они взялись?
–Его квартира. Я совсем забыла об этом после его смерти. Его домовладелица собрала эти вещи, забрала их домой и позвонила мне, чтобы я за ними приехала, но я и об этом забыла. И она никогда не приставала ко мне по этому поводу, просто хранила их в своем собственном подвале. Милая женщина. Но она умерла несколько месяцев назад. Ее дети разыскали меня.
–О боже!– произнеслая. Я не хотела видеть вещи Энди из его квартиры. После того, что случилось, я даже не могла войти туда. Мы получили кое-что важное много лет назад от его друзей. Остальное, вероятно, были фланелевые рубашки и купоны Bed Bath & Beyond.
–О, я помню ее,– сказала я, думая о домовладелице. Любящая женщина с правнуками и полным карманом леденцов.
–Просто старость? Ничего трагичного?
–Старость,– ответила моя мама. Ей было девяносто пять в этом году.
–Я должна послать открытку.
–Я дам тебе адрес. Она жила примерно в квартале от Энди.
–Нам обязательно открывать коробки?– спросилая. Я не хотела видеть старую одежду Энди. Его носки, в которых всегда были дырки на указательном пальце ноги, потому что он был длиннее его большого пальца. У меня точно так же. Я думала, что это отвратительно. А он думал, что это весело, и вечно покупал мне шлепанцы и заставлял меня надевать их на публике. «Ты не сможешь скрыть свой стыд!– говорил он со злобным смехом.– Даже не пытайся!»
–Тебе не нужно ничего открывать,– сказала мама, нахмурившись.– Я сделаю это, когда буду готова. Там может быть что-то хорошее. Может быть, фотографии. Мне казалось, что нам прислали недостаточно фотографий. Но что бы это ни было, мне нужно поднять их с пола. Этой весной у нас выпала тонна осадков, и земля уже пропитана влагой. Я уверена, что они промокнут к вечеру.
–Здесь что, каждый раз, когда идет дождь, заливает?– спросилая. Я не думаю, что это хорошо для дома, но что я об этом знаю – я живу на третьем этаже.
–Нет, только в особых случаях. Не волнуйся, я не собираюсь всплывать. В худшем случае разве что на дюйм.
Я схватила последнюю коробку. Здесь есть фотографии, которые я раньше не видела? В те первые шесть месяцев после его смерти я столько раз рассматривала каждую фотографию Энди, что начала создавать воображаемые воспоминания о событиях, к которым я не имела никакого отношения. Ездила ли я с ним вМеса-Верде? Или это была скаутская поездка? Я больше не могу быть уверена.
–Ну даже если так,– начала я, будучи счастлива поговорить о чем-нибудь, кроме этого,– я закажу несколько полок для всего этого.– Я потянулась за телефоном, чтобы сделать заказ. И снова мне не повезло. Мне придется начать все записывать. На клочках бумаги.
–Это было бы здорово,– сказала мама.– Даже после того, как я разберусь с этим, я не думаю, что смогу выбросить что-нибудь из этого прямо сейчас. Ты же знаешь.
Я действительно знала. Нам пришлось рыться в его шкафу и ящиках здесь, дома, и этого было достаточно. Энди хранил не так уж много, но то, что он хранил, было значимым. Не все поздравительные открытки, которые я когда-либо дарила ему, но, например, первую я выбрала сама – блестящую голубую открытку, у которой при открытии играла «Когда ты загадываешь желание на звезду». И ту, где я написала двадцать пять причин, по которым он был лучшим братом на свете, на его двадцать пятый день рождения.
У него никогда не было двадцать шестого дня рождения.
–Это могут быть и не фотографии,– предупредилая.– Он вечно забывал фотографировать.
Мама кивнула.
–Наверное, нет,– грустно согласилась она.– Возможно, это все ерунда.
Я попыталась изобразить успокаивающую улыбку.
–Давай закончим здесь, поднимемся наверх и выпьем пива.
Мама посмотрела на меня так, словно я предложила полететь на ракете на Марс.
–Ты имеешь в виду настоящее пиво?
–Для тебя. «Не для меня»,– сказалая.– Для меня будет белое вино. В пиве есть глютен.
Она засмеялась.
–Верно. А от глютена толстеют,– заметила она, приподняв брови.
–Ну, это так и есть.
–А текила полнит?– спросила она.
–Маргарита – да. Текила сама по себе – нет.
–Ну, дождь не прекращается, а перестановка коробок Энди заставляет меня хотеть текилы,– сказала она мне.– Как насчет рюмки «Куэрво» сбокалом белого вина? Звучит отвратительно для меня, но неважно. Не дай бог, ты наберешь хоть унцию.
–Похоже на план,– согласилась я и попыталась забыть об Энди до конца ночи. Но без моего телефона, который мог бы вырвать меня из моих мыслей, это было невозможно. Всю ночь напролет я сползала по стенам. После того, как мама легла спать, я прокралась вниз с упаковочной лентой и ножницами. Я открыла каждую коробку Энди, просмотрела содержимое и заклеила их скотчем, чтобы мама не узнала.
Я не нашла никаких фотографий. Вообще ничего личного. Только давно устаревшие бумаги, учебники из колледжа, поношенные носки, пару плавок с еще не снятыми бирками. В последней коробке я нашла его темно-синюю футболку из тура группы Arcade Fire, используемую в качестве защитной обертки для лампы, которую, клянусь, я никогда раньше не видела. Футболка была пыльная и ничем не пахла, уж точно не Энди, не его нейтральной смесью пижонского пота и ирландской весны. Тем не менее, я встряхнула ее, надела поверх пижамной кофты и пошла спать. Хотя я не помнила, чтобы видела его в ней, она мягкая и от многократных стирок растянутая в области шеи. Он носил ее, может быть, чтобы играть в баскетбол. В этой футболке он мог бы гонять мяч после работы.
Тогда я уже была вЛос-Анджелесе, все еще пытаясь сдвинуть с мертвой точки свою студию йоги. Но сегодня вечером, засыпая, я представляла, что была там, вДенвере, в спортзале, ждала, когда он закончит, чтобы мы могли пойти поужинать и наверстать упущенное. В моем полусонном, полубредовом состоянии я представляла, как он подходит, обнимает меня вонючими объятиями и говорит, что я отвратительна. Давай я сбегаю домой, быстренько приму душ, а потом встретимся в том месте у моего дома? Но я бы сказала Энди: Для меня ты прекрасно пахнешь. Я слышала, что за углом есть хорошее местечко. Почему бы нам просто не прогуляться?
