Ее голос сорвался.
–Да?– откликнулась я, невозмутимо поворачиваясь к ней.
–Ну, это странное совпадение, вот и все. Ты работаешь вPictey, и ты увидела мой пост в ленте Мии, и узнала, что я сделала… что я сделала.
Я кивнула.
–А потом, неделю спустя, ты уже работаешь на нее? В смысле, как именно это произошло?
–А я думала, ты специализируешься на изучении коммуникаций,– парировалая.
–Какое это имеет к этому отношение?
–Ты просто устанавливаешь удивительно разумные связи для человека, чья карьера направлена на то, чтобы заняться пиаром.
Ее лицо вытянулось.
–Я не буду заниматься пиаром,– ответила она.– Хотя я бы занималась, если бы могла. Но мне это не светит. Меня выгоняют из университета.
Я недоверчиво посмотрела на свою сестру.
–Должно быть, ты шутишь.
Она печально покачала головой.
–Меня поймали на жульничестве на последнем экзамене.
Я чуть не упала на пол от шока.
–Ты жульничала? На выпускном экзамене по коммуникациям? Что за черт, Джессика! Коммуникация – это навык, которым люди обычно овладевают годам к пяти!
Она вскочила с постели.
–Не знаю, из чего, по-твоему, состоит работа в этой сфере, но я не успела по управлению конфиденциальностью.
–А,– протянулая.– Это многое объясняет.
Она подняла забинтованные руки.
–Что это вообще значит?
–Это значит, что ты разместила свою предсмертную записку на платформе социальных сетей. Конфиденциальность – не твоя сильная сторона,– объяснилая.
Джессика, которая всю свою жизнь была жуткой хохотушкой, смеялась над детскими книжками, подростковыми слабостями и сценками вSaturday Night Life, многие из которых я не совсем понимала, начала плакать. Я сдулась и начала думать, куда деть руки.
–Это не так,– отрицала она сквозь слезы.– На самом деле, это не так. Мама должна была пойти на этот урок за меня. Моя подруга Джулс сказала мне, что мама сообщила ей, что я была в больнице из-за проблем с кишечником. Понимаешь, проблем с кишечником. Она, должно быть, совершенно унижена.
Должна признаться, вероятно, так оно и было. Две дочери, пытавшиеся покончить с собой, выглядели как следствие закономерных причин. Но Джессика не знала обо мне и моей «срочной поездке вАзию».
–Она не должна быть унижена,– заметилая.– Люди твоего поколения очень восприимчивы к депрессии. Твои шансы еще больше увеличиваются из-за семейной склонности к перфекционизму, необоснованным образцам для подражания и недолеченной депрессии. Вероятность подвергнуться сексуальному насилию – один к трем, твои шансы найти работу, которая будет покрывать расходы, составляют тридцать процентов, а средний долг за студенческие кредиты у вашего поколения колеблется от одной до трех сотен тысяч долларов, в зависимости от того, на кого учиться.
–Боже!– воскликнула Джессика и начала плакать сильнее.
–Я пытаюсь тебя немного утешить,– настаивалая.
–У тебя это ужасно получается!
Я вздохнула.
–Да. Я это вижу. У меня не очень высокий «коэффициент эмоционального интеллекта»,– сказалая.– Вот почему твой уход со мной может быть не такой уж хорошей идеей. Я боюсь, что расстрою тебя, и ты снова причинишь себе боль.
–Все не так,– ответила она.– Можно сказать, что я не хочу умереть. Но я не знаю, как мне быть живой.
Я кивнула, села на ее кровать и попыталась придумать, что бы сделала Кэррин. Она бы подождала, пока Джессика продолжит, так что и я замолчала.
–Я была очень несчастна в течение очень долгого времени, и я справилась с этим, поговорила с семьей, увеличила физические нагрузки и приняла антидепрессант, но я все еще не знаю, как чувствовать себя счастливой оттого, что я жива. В основном, когда я ложусь спать ночью, я чувствую облегчение оттого, что день закончился, а когда я просыпаюсь, мне хочется, чтобы новый день не начинался. Так трудно вставать с постели! Так трудно что-нибудь делать! И тебе приходится весь день притворяться, будто ты этого не чувствуешь.– Мое сердце сжалось от узнавания.– Вот почему я слежу за такими людьми, как Миа Белл. Если посмотреть ее ленту, то увидишь, что она знает, как наслаждаться жизнью. Она всегда делает невероятные вещи и ест невероятные блюда, ходит по магазинам, посещает мероприятия, проводит семинары по йоге на Кайманах.
–Вполне возможно, что и ты могла бы сделать многое из этих вещей,– возразилая.
–Беда в том, что я этого не хочу,– сказала Джессика.– Все, чего я хочу, это спать весь день и плакать.
Я нахмурилась.
–Тогда разве не хорошо, что ты в больнице, где ты можешь заниматься именно этим? Ты можешь спать неделю подряд, и никто не будет против.
–Это то, чем я занималась последние шесть месяцев,– ответила она мне.– И спойлер: это не помогло мне чувствовать себя лучше. Из-за этого у меня отставание в учебном процессе.
О боже!
–И ты сжульничала,– добавила я,– потому что знала, что мама не будет разговаривать с тобой две недели, если ты выпадешь из списка декана, который публикуется для всеобщего обозрения.
Она кивнула. Я вздохнула.
–У нее добрые намерения,– сказалая.– Если это имеет значение. В детстве у нее все было гораздо хуже.
–Я знаю. И все же она до сих пор не получала двоек и не может себе представить, каково это.
Я пожала плечами. Все это была правда. Моя мама далеко не так жестока, как была ее собственная мать, и не такая пренебрежительная, как ее отец. Она никогда не била нас за громкий смех и не выгоняла из дома за то, что мы носили юбку короче колен. Она никогда не предавалась собственным горестям, не проводила недели в постели и не переставала ставить еду на стол. Она справлялась лучше, чем ее родители. И все же этого было недостаточно. Ни для меня и, как я теперь понимала, ни для моей сестры.
Ответа на эту дилемму не было, и я выбрала побег. Я уехала подальше от своей семьи и уменьшила громкость своих чувств по отношению к ним до вежливого гула, который я могла игнорировать в любое время. Джессика, у которой эквалайзер намного выше, чем у меня, никогда не сможет сделать ни того, ни другого.
Или сможет?
–Может быть, тебе стоит остаться со мной,– услышала я свой голос. Лицо Джессики просветлело, как будто я пообещала ей луну с неба.– Если ты уйдешь отсюда со мной, мне нужно, чтобы ты кое-что подписала. Обещание или что-то в этом роде, что я могу доверять тебе, что ты не причинила себе никакого вреда. И даже тогда я бы не смогла уделять тебе много времени наедине. Фактически ты все еще будешь в опасности совершить самоубийство.
–Хорошо,– пообещала она.
–А потом, когда в этом месте, реабилитационном центре или как его там, найдется для тебя место, тебе придется отправиться прямо туда.
