–Сестра, не бойся, я за подмогой!
Это был Цзиньчжэнь!
Жун Цзиньчжэнь!
Отзвук его голоса еще висел в воздухе, когда на «критику» ворвался вихрем второй джип с военными номерами и затормозил напротив первого. Из автомобиля выбрались три человека, причем на двоих из них была форма офицеров НОАК
[35]. Офицеры что-то шепнули стрелявшему охраннику, после чего представили ему своего спутника. Им оказался тогдашний глава университетских хунвейбинов, известный как «командир Ян». Они негромко посовещались у машины, после чего командир Ян, серьезный и торжественный, в одиночку взобрался на помост и, не теряя времени даром, вскинул вверх кулак: «Да здравствует Председатель Мао!» Яростно и оглушительно толпа внизу подхватила его крик. Когда голоса стихли, командир Ян поднялся по ступеням, сорвал с мастера Жун колпак и табличку и провозгласил:
–Клянусь именем Председателя: эта женщина – не гоминьдановка, а сестра нашего героя, самый родной для Председателя человек, самый верный делу революции товарищ!
Он вновь поднял сжатый кулак.
Да здравствует Председатель Мао!
Да здравствуют хунвейбины!
Да здравствуют товарищи!
Закончив кричать, он снял с себя хунвейбинский нарукавник и лично надел его на мастера Жун. В этот момент кто-то снова начал громогласно да-здравствовать, раз за разом, будто бы провожая мастера Жун, а на самом деле прикрывая ее уход, отвлекая от нее всеобщее внимание. Вот так, под раскаты лозунгов, и завершилась персональная революция в жизни мастера Жун…
[Далее со слов мастера Жун]
Честно говоря, я его не узнала: за десять лет, что мы не виделись, он еще сильнее исхудал, надел старомодные очки со стеклами толще бутылочных донышек и стал похож на этакого молодого старичка – потому-то я и поверить не смела, что это Чжэнь, и только когда он назвал меня сестрой, я словно очнулась ото сна. И в то же время сон, казалось, не отпускал меня, и я до сих пор сомневаюсь: не приснилось ли мне все то, что случилось в тот день.
Телеграмму отправили всего один день назад, а Чжэнь был уже здесь, как будто он и впрямь жил в нашем городе, и судя по его влиянию, по таинственности, которая окружала его приезд, он в самом деле стал чрезвычайно важной персоной. Пока он был дома, тот человек, стрелявший из пистолета, не отходил от него ни на шаг, следовал за ним как тень – то ли телохранитель, то ли надзиратель – и не давал Чжэню ни малейшей свободы, то и дело вмешивался в наш разговор: об этом нельзя спрашивать, того нельзя говорить. Ужин нам он распорядился привезти на машине, вроде как чтобы избавить нас от лишних хлопот, но, по-моему, он боялся, как бы мы не подсыпали чего в еду. Как только мы доели, он заторопил Чжэня к отъезду, но тут мама с Чжэнем стали его упрашивать, и он все-таки разрешил Чжэню переночевать дома. Для него эта затея была, видимо, авантюрной, пришлось принять меры: дом спереди и сзади караулили два джипа, в обоих сидело по семь-восемь человек, кто в военной форме, кто в штатском; сам же он остался у нас, лег спать в одной комнате с Чжэнем, причем перед сном исследовал наш дом вдоль и поперек, заглянул в каждый уголок. Наутро Чжэнь сказал, что хочет сходить на папину могилу, но этот человек его не пустил.
Нам словно снилось, что Чжэнь приехал к нам, снилось, что он задержался на ночь, снилось, что он ушел.
Мы встретились, но Чжэнь так и остался для нас загадкой, и разгадать ее стало еще труднее – мы лишь узнали, что он жив и что он женился. Женился, по его словам, недавно, жена работала там же, где и он, так что мы не сумели выяснить, чем она занимается, выведали только, что ее фамилия Ди и она северянка. Чжэнь показал нам две фотографии. Судя по фото, Сяо
[36] Ди была выше ростом, крупнее, на вид крепкая, но глаза немного грустные – мне показалось, что она, как и Чжэнь, плохо умеет выражать эмоции. Перед отъездом Чжэнь сунул в мамину руку толстый конверт «от Сяо Ди» и попросил открыть его уже после того, как он уйдет. Оказалось, в конверте лежали деньги, двести юаней, и письмо от Сяо Ди. В письме говорилось, что начальство не разрешило ей приехать, что ей очень жаль, и так далее и тому подобное. В отличие от Чжэня она называла маму «матушкой». «Дорогая матушка».
Чжэнь уехал, а на третий день пришел его коллега, который раньше часто заходил к нам поздравить от имени их коллектива с праздниками, справиться о здоровье. На этот раз он принес официальный документ от военного округа и ревкома провинции, где черным по белому было написано: Жун Цзиньчжэнь – герой революции, удостоенный благодарности Центрального комитета партии, Государственного совета и Центрального военного совета, его семья – революционная семья, благородная семья, и никто, ни один человек, ни одна организация, не смеет без позволения проникать в их дом и под каким-либо видом совершать в отношении родных героя противоправные действия. Сверху еще была приписка: «Нарушитель сего подлежит наказанию как контрреволюционер!» Ее сделал командующий войсками провинциального военного округа. Благодаря этой «охранной грамоте» мы с тех пор жили спокойно, она и брату моему помогла: сначала он с ее помощью перебрался в университет Н., а затем уехал за границу. Брат вел исследования в сфере сверхпроводимости, а какие у нас в то время были условия для научной работы? Только и оставалось ехать за рубеж, но вы же сами понимаете, как это тогда было трудно. В каком-то смысле в те непростые годы именно Чжэнь создал нам условия для нормальной, даже идеальной жизни и работы.
Но что именно Чжэнь сделал для страны, какой бесценной услугой заслужил особый почет, чем объяснялось это его загадочное влияние, настолько большое, что он мог так легко поспорить с эпохой,– это осталось для нас тайной. Вскоре кто-то с факультета химии пустил слух, что Чжэнь создал первую китайскую атомную бомбу. Звучало это вполне правдоподобно. Я, как услышала, сразу подумала: что-то в этом есть. Во-первых, по времени все сходилось – первая наша атомная бомба появилась в 1964 году, то есть уже после того, как увезли Чжэня; во-вторых, с точки зрения специальности, тоже все было логично, без математики атомную бомбу не построишь; в-третьих, интуиция подсказывала мне, что второй такой таинственной, важной и почетной работы не найти. Правда, в восьмидесятые опубликовали список имен тех, кто строил атомную и водородную бомбы, и имени Чжэня среди них не оказалось. То ли он взял псевдоним, то ли все это были пустые пересуды… [Продолжение следует]
4
С Хромым Чжэном, который важен для этой истории так же, как и мастер Жун, я разговаривал еще до встречи с ней и установил с ним исключительно дружественные отношения. В то время ему было уже за шестьдесят; дряблость, захватив кожу и тело, неизбежно пробралась и в его кости, отчего хромота его столь же неизбежно усилилась, так что обувные подкладки больше с ней не справлялись, пришлось обзавестись тростью. Слухи оказались правдивы: его фигура с тростью повергала в трепет – а может, дело было вовсе не в трости, а в должности. Когда я с ним познакомился, он был первым лицом специального отдела 701, его руководителем. Теперь никто бы не осмелился звать его Хромым, даже если бы он сам об этом попросил – впрочем, человек в его положении, звании и возрасте не испытывает недостатка в обращениях.
