Хромой представил Жун Цзиньчжэня женщине. В суматохе Жун Цзиньчжэнь не расслышал ее фамилию, уловил только слово «управляющая» – женщина была местным руководителем. Хромой сообщил ему: это тренировочный лагерь 701-го отдела, все новички проходят здесь политпросвещение и профподготовку.
–Когда закончишь обучение, я пришлю кого-нибудь за тобой,– сказал Хромой.– Надеюсь, обучение не затянется: я хочу, чтобы ты скорее стал полноправным членом 701-го.
Договорив, Хромой сел в машину и уехал – ни дать ни взять торговец людьми: привез «живой товар», сбыл с рук и убрался с глаз долой, без сомнений и сожалений.
Прошло три месяца. Однажды, когда Жун Цзиньчжэнь делал на кровати утреннюю гимнастику – качал пресс, поднимая туловище из положения лежа,– за окном послышался рев мотоцикла. Мотоцикл затормозил перед его общежитием; вскоре в дверь постучали. За дверью оказался незнакомый молодой парень.
–Меня послал за вами руководитель Чжэн,– сообщил он, как только Жун Цзиньчжэнь открыл ему.– Соберите вещи.
Мотоцикл повез его не в сторону главных ворот, а куда-то в глубину двора, и нырнул там в потайную пещеру. Внутри пещеры обнаружилось сложное переплетение ходов, как в лабиринте. Минут через десять мотоцикл остановился перед сводчатой железной дверью, водитель ненадолго исчез за ней, вышел, снова сел на мотоцикл, и они продолжили путь. Вскоре они выехали из пещеры, и глазам Жун Цзиньчжэня открылся лагерь в разы больше тренировочного – загадочная, скрытая от чужаков база особого отдела 701, где Жун Цзиньчжэню предстояло жить. Его рабочее место находилось за той железной дверью, у которой останавливался мотоцикл. Здешние обитатели обычно называли базу северным двором, тренировочный лагерь – южным двором. Южный двор служил и «фасадом», и «пограничной заставой» северного, был чем-то вроде рва и разводного моста перед крепостью. У тех, кого пускали только на южный двор, не было ни малейшей возможности взглянуть на двор северный, «мосты» для них были всегда «разведены».
Мотоцикл проехал еще дальше и наконец притормозил перед увитым плющом зданием из красного кирпича. Изнутри доносился запах еды, и Жун Цзиньчжэнь догадался, что это столовая. Хромой увидел их из окна, вышел из столовой с паровой булочкой в руке и пригласил Жун Цзиньчжэня войти.
Он еще не завтракал.
Люди в столовой собрались самые разные: мужчины и женщины, старики и молодежь, в штатском и в военной (а кое-кто и в полицейской) форме. В тренировочном лагере Жун Цзиньчжэнь не раз задавался вопросом: что же это за отдел такой, кто им управляет? Военные? Или кто-то на местах? Теперь его растерянность только усилилась, и он молча решил: наверное, это и есть «особенность особенного отдела». 701-й – особенный, специальный отдел, секретная организация; особость – его облик, секретность – его сердцевина, непостижимая, как далекий глас небесный.
Хромой провел Жун Цзиньчжэня через общий зал в соседнее помещение, где все было готово для завтрака: молоко, яйца, пирожки и булочки на пару́, овощные закуски.
–Садись поешь,– велел Хромой.
Жун Цзиньчжэнь принялся за еду.
–Оглянись в зал,– сказал Хромой.– У них завтрак скромнее, чем у тебя. Так, кашица.
Жун Цзиньчжэнь посмотрел в столовую: у всех вокруг были чаши с рисовым отваром. Сам же он держал в руке кружку с молоком.
–Знаешь почему?– спросил Хромой.
–Потому что так здесь встречают новичков?
–Нет. Потому что твоя работа важнее.
После завтрака Жун Цзиньчжэнь приступит к делу всей своей жизни – дешифровке! Пока что он и понятия не имеет, до чего таинственна и жестока его будущая работа. Правда, некоторые требования инструкторов в тренировочном лагере – например, в кратчайшие сроки выучить назубок все, что касается истории N-ии, ее географии, дипломатии, ведущих политиков, военной мощи, стратегии, тактики; запомнить личные сведения о важных политических и военных деятелях этой страны и проч., и проч.– вызывали в нем любопытство: кем же он будет работать? Сначала он думал, что станет разрабатывать особое секретное оружие против N-ии, потом – что его отправят в какой-нибудь аналитический штаб при военном начальстве, служить секретарем-советником, а может, его готовят в военные наблюдатели. А вдруг, размышлял он неохотно, его заставят делать то, в чем он совсем не силен: скажем, назначат его военным специалистом по налаживанию связей за границей, или дипломатическим атташе, или разведчиком? Словом, он перебрал в уме множество важных и необычных профессий, но ни разу не подумал про профессию дешифровщика.
Ее и профессией назвать трудно: это западня, самая настоящая западня.
5
Откровенно говоря, первое время сотрудникам 701-го отдела, обитателям укромной горной долины за городом А., отнюдь не казалось, что Жун Цзиньчжэнь подает большие надежды – по крайней мере, в своей новой работе. В этом одиноком темном ремесле, дешифровке, нужны знания, опыт, гениальность, но еще нужнее космическая удача. В 701-м ходили слухи, что космическую удачу можно поймать за хвост, но для этого придется ежедневно и еженощно держать руки наготове и вдобавок ждать, пока над могилами предков взовьется голубой дымок
[39]. Жун Цзиньчжэнь, будучи новичком, то ли не знал об этом, то ли ему было попросту все равно – целыми днями он штудировал свои странные книги, например, англоязычный сборник «Математические игры» и какие-то старинные безымянные сочинения, совсем пожелтевшие от времени, с прошитыми корешками; дни и ночи напролет он зарывался в них с головой, был несколько нелюдим (но не высокомерен), не блистал умными речами (он вообще редко разговаривал) и в целом никак не проявлял ни таланты, ни амбиции, что вызывало серьезные сомнения в его даровании и удаче. В его преданность работе тоже верилось с трудом, потому что… да потому, что слишком часто он читал свои развлекательные книжки, не имевшие ни малейшего отношения к его профессии.
Но это было еще полбеды: книжки лишь показали, что он не старался, но дело на том не кончилось. Однажды в полдень Жун Цзиньчжэнь, отобедав, вышел из столовой и, как обычно, направился с книгой в рощу. Спать во время обеденного перерыва он не любил, но и на работе тоже не оставался, выбирал какой-нибудь тихий уголок и погружался в чтение. Северный двор располагался почти на самом склоне горы, и на его территории было несколько крошечных лесков. Жун Цзиньчжэню полюбилась сосновая рощица; если войдешь в нее и выйдешь на другой стороне, попадешь к главному входу в пещеру, к двери, за которой он и работал. А еще ему нравилось вдыхать аромат сосновой смолы, чуть похожий на запах медицинского мыла. Некоторые не выносят этот запах, а Жун Цзиньчжэню он был по душе. Надышаться им всласть было все равно что затянуться табачным дымом, его даже меньше стало тянуть к сигаретам.
