Но паук в верхней части листа, казалось, поёжился и зашевелился.
–Вау,– изумилась я.
–Всё дело в деталях,– сказала мисс Беккет,– они оживляют рисунок.
Я кивнула.
Она вернула мне карандаш.
–Попробуй, мой будущий художник.
Я склонилась над листком. Я добавила тончайшие, мельчайшие волоски на одну из лапок паука, того, что на краю листа, в нижнем углу.
Это сработало. Я провела рукой по рисунку и практически ощутила волосатые тельца пауков.
Прозвенел звонок. Перед тем как отправиться на обществознание, я убрала рисунок в свой шкафчик. Я несла его в руках, а не в рюкзаке, потому что не хотела его помять. Я схватилась за замок и ввела свою комбинацию – 13–31–13. Я изменила её в тот же день, когда выбрала имя Сапфира.
Я потянулась вверх, положила рисунок на верхнюю полку и со щелчком закрыла шкафчик.
Когда уроки закончились, я вернулась к шкафчику, чтобы взять свой рисунок. Подходя к нему, я замедлила шаг.
Я почувствовала что-то в коридоре.
Это было какое-то неприятное чувство. Шевеление на коже, в воздухе, повсюду. У меня в голове возникла картинка тонкой паутины, перебирающих лапок и кусающих клешней.
«Мои пауки»,– подумала я.
Я подошла к своему шкафчику. Казалось, меня окутал холод, словно я шагнула в паутину. Я потянулась к замку, чтобы ввести свою комбинацию, и жутковатое чувство нарастало.
Я отдёрнула руку от шкафчика.
Я вспомнила, что сказала мисс Беккет.
«Всё дело в деталях, они оживляют рисунок».
В моей голове мелькнула мысль.
«Нет»,– сказала я себе. Это было слишком странно. Слишком нереально.
Я ввела свою комбинацию 13–31–13. Я потянулась к металлической защёлке и открыла дверцу.
Я отпрянула.
В моём шкафчике были пауки. Три штуки – размером больше четвертака. Они висели на тонкой паутине чуть ниже крючка для одежды. Они перебирали лапками и направились к открытой дверце.
Я попятилась.
Я видела их странные глаза, крошечные искривлённые лапки и острые изогнутые жвала. Они обогнули дверцу шкафчика и поползли вверх по стене.
Я потеребила серёжки.
Как это произошло?
Мысль, возникшая у меня раньше, снова промелькнула, но я отмела её.
Пауки, наверное, заползли внутрь через щёлки в дверце шкафчика. Может быть, они увидели мой рисунок, когда я несла его по коридору, и подумали, что мои пауки настоящие.
И всё же, я сунула руку в шкафчик и схватила рисунок с верхней полки.
Прежде чем взглянуть на него, я заправила волосы за уши. Я подняла рисунок перед собой.
Мои три паука были там, где я их нарисовала. Один – наверху листа, ещё один – у края, а последний – в нижнем углу.
Я вздохнула.
Всё в порядке.
* * *
В тот вечер я сидела на кровати и думала о своих пауках.
Не тех, что были в моём шкафчике. Тех, что я нарисовала. Я подумала о том, что сказала мисс Беккет, когда увидела мой рисунок.
«У меня в классе никто раньше не рисовал пауков».
От этой мысли мою грудь заполнил тёплый пузырь.
Я становилась Сапфирой.
«Каких ещё животных нарисовал бы единственный в своём роде художник?»– размышляла я.
Не кошку или собаку, очевидно. И не кого-нибудь милого. Не кролика. Не лошадь. И не оленя.
«А может, скорпиона?– пришла мне идея.– Или дождевых червей? Или угрей?»
Я достала альбом для рисования и карандаш. В моей комнате раздался тихий гул. Я посмотрела вверх.
Там, вокруг моей лампы порхал мотылёк.
«Мотылёк»,– озарило меня. Готова поспорить на что угодно, что в классе мисс Беккет никто раньше не рисовал мотыльков.
Поэтому, когда мотылёк в моей спальне наконец угомонился и уселся на стену рядом со мной, я перелистнула на чистый лист бумаги.
Я начала рисовать.
Мотылёк на моей стене был покрыт крошечными крапинками. Его форма отличалась от формы бабочки. Он был у´же и длиннее, и у него были длинные усики. Эмма Дэвис, прежняя я, рисовала десятки бабочек.
Но это было другое.
«Смотри внимательнее»,– приказала я себе.
Как говорит мисс Беккет, всё дело в деталях, они оживляют рисунок.
Я прищурилась. Крылья мотылька были потрёпаны на краях, как будто они износились от времени.
Такими я их и нарисовала.
Мотылёк замер на стене. Будто позировал специально для меня.
Спустя больше часа у меня получилось. Идеальный мотылёк в мельчайших деталях.
Я подписала своё имя – своё новое имя – внизу листа.
Сапфира Дэвис.
На следующее утро, перед началом уроков, я положила альбом в шкафчик.
Я пораньше ушла с обеда, чтобы взять его перед уроком рисования. Я хотела показать своего мотылька мисс Беккет, чтобы она сказала, что в её классе никто прежде не рисовал ничего подобного.
Подходя к шкафчику, я замедлила шаг.
Я снова что-то почувствовала.
Как тогда с пауками.
Только на этот раз это было что-то другое. Чувство внутри меня было трепещущим, порхающим. У меня в голове возник образ длинных усиков и потрёпанных крыльев.
«Мой мотылёк»,– пришло мне в голову. Я схватилась за замок и ввела свою комбинацию. 13–31–13. Как только я распахнула дверцу шкафчика, оттуда выпорхнул мотылёк.
Он пролетел мимо моего лица и метнулся дальше по коридору. Его заметили и другие ребята. Кто-то показывал пальцем. Дилан Джонсон подпрыгнул и попытался поймать его.
Я наблюдала, как он вихлял по коридору, пока не скрылся за углом.
У меня к горлу подступил комок.
Вчерашняя мысль вкралась мне в голову.
«Нет,– отмахнулась я,– пауки и мотыльки повсюду». Они пробираются в кабинеты рисования, спальни и школьные шкафчики.
Так ведут себя все насекомые.
Поэтому я схватила свой альбом и направилась на урок рисования.
* * *
В тот день мисс Беккет объявила наш последний проект.
–На этой неделе,– сказала она,– вы будете рисовать автопортрет.
«Автопортрет»,– эхо раздалось у меня в голове. Флуоресцентные лампы в кабинете рисования, казалось, загудели громче.
Я подумала о пауках и мотыльке в моём шкафчике.
–Ваш автопортрет,– продолжала мисс Беккет,– должен быть чем-то совершенно уникальным, чем-то, что можете создать только вы, чем-то, что отражает вашу… сущность.