Соня задрожала. Алиса взяла плед и укутала им мать.
—Музыка значила для него все,— сказала Соня.— И ты. Он любил тебя больше всего на свете.— Она повернулась к Алисе и сжала ей руку.— Вот почему я знаю точно: он не покончил с собой. Понимаешь, Алиса? Он бы никогда не смог тебя покинуть.
Алиса стояла посреди комнаты, гладила руку выше локтя и думала о Юнатане. О его пальцах, которые касались ее. О его влажной коже. Она чувствовала, как внутри разливается спокойствие, и ее тянуло поддаться и отпустить все тревоги, все планы, волнение из-за экзаменов, из-за того, что наступит потом.
Ей следовало бы сохранить это мгновение, потому что она знала — оно не повторится. Больше она туда не пойдет.
На столе лежала раскрытая книга. А на комоде стояло блюдце с таблеткой. Алиса выпила воды из стакана, а таблетку выбросила в мусорную корзину. Упущенное время еще можно нагнать.
Она просидела несколько часов напролет, и когда вышла на улицу, ночная прохлада ее оживила. Алиса направилась вниз, к воде. За соснами, где тропа разделялась, ей почудилось какое-то движение. Она подумала было, что это опять косуля. С озера подул ветер, сильный, пронизывающий, он принес запах талой воды и ила. Тонкую кофту он продувал насквозь. В заливе качался паковый лед. Льдины со скрежетом терлись друг о дружку. У ручья Алиса остановилась. Ей стало не по себе, но почему, она и сама не могла объяснить. Лишь повернув обратно к дому, Алиса увидела ее, девочку. Та неподвижно стояла на опушке леса, спокойно глядя на нее. Ее бледное лицо, руки, пальцы белели на фоне мрачных деревьев. Потом девочка исчезла, и осталась только непроницаемая стена леса, точно поглотившая ее.
Алиса шагнула туда, где стояла девочка, и замерла. Что-то было странное в неподвижной фигуре, в том, как она смотрела на нее. Как настороженное животное. Может, она все еще там, в лесу?
Стало необыкновенно тихо. Лед больше не потрескивал. Алиса повернулась к воде. Паковый лед во внутренней части залива тронулся, раскололся и теперь медленно, безмолвными темными островками уплывал прочь.
Алиса села на кровать. Комнату заливал солнечный свет. На письменном столе лежали часы. Было позднее утро. Луч света острой бритвой прорезал открытую книгу: «Шар висит на нитке. Ухватив нить чуть ниже точки подвеса, можно с легкостью заставить шар двигаться по горизонтальной круговой траектории. Такое устройство называется коническим маятником».
Сидя в кресле на первом этаже, Соня читала. Алиса направилась в кухню, но на полпути остановилась.
—Я видела девочку внизу у залива,— сказала она. кг-Девочку?
—Да.
— Я думала, тут, в округе, детей нет,— произнесла Соня, снова склонившись над статьей.— А ты не знаешь, в фургоне кто-то живет?
—Нет, я там никого не видела.
—Он принадлежит одной пожилой паре. Но они уже давно не приезжали. В прошлом году я их вообще не встречала… Так что откуда эта девочка взялась — непонятно.
Сняв с крючка в прихожей куртку, Алиса дошла по дороге до холма, на котором стоял фургон. Место выглядело покинутым, фургон даже слегка накренился. На его грязных боках была нарисована красная линия. В углублении, где раньше располагалась табличка с номером, лежали остатки истлевающих листьев. Окна были маленькие, темные, а заднее, выходящее на дорогу окошко занавешено. Алиса заглянула в переднее окно и увидела кровать, кухонный уголок со стойкой и плиткой. Металлический кофейник на одной конфорке, на соседней — перевернутая крышка от него. Ближе к окну Алиса рассмотрела стол и две узенькие скамейки по бокам. На столе лежала аккуратно сложенная колода карт. Определить, давно ли тут никто не живет, девушка не смогла.
Алиса подергала дверь, но та не открывалась. На земле не было ни свежих отпечатков шин, ни следов от черных туфелек. Где-то совсем рядом раздался хлопок, и Алиса вздрогнула. Чуть поодаль, на прицепе стояла лодка,— брезент, которым она была накрыта, где-то на метр не доставал до земли. Порыв ветра приподнял его и с хлопком бросил обратно. Алиса развернулась и зашагала прочь. Не в силах избавиться от ощущения, будто кто-то следит за ней, она обернулась. Все по-прежнему. Фургон, лодка, темнота под брезентом. Две черные лаковые туфельки. Хотя нет, это же камни. Они слабо поблескивали в тусклом свете.
Алиса пошла назад к дому. Тонкий слой покрывавшей лед воды подернулся рябью. Она думала о девочке. Воспоминания о ней медленно стирались из памяти.
Она прошла мимо крыльца, по тропинке между соснами. Округлые валуны, ручей. Голая скала возле ольховой рощицы. Куча прутиков. Ветер менялся.
Алиса свернула к заливу. Погода стояла ясная, и было видно очень далеко. Паковый лед исчез. Во внешней части залива от него осталась лишь ломаная белая полоса вдоль берегов, похожая на торчащие швы, затянутые с такой силой, что они лопались.
Или на треснувшие клавиши.
Мимолетное воспоминание: она сидит за пианино. Пальцы согнуты, запястья прямые, тело наготове. Мышцы, мысли, пальцы. Пальцы с легкостью касаются клавиш, но в этих прикосновениях сосредоточена сама суть.
Она вспомнила его пальцы. И голос, эхом разносящийся по пустому ресторану: «Ты играешь?»
—Ты слишком требователен.
Соня покачала головой. Они стояли в кухне. Рубашка у него на спине намокла от пота. Я подглядывала в щель. Мои руки упирались в стену, в голубые полосатые обои. Кончиками пальцев я нащупывала узор. Мелкие черточки. Дверную коробку, гладкую и скользкую, как слоновая кость.
—Ты не понимаешь, насколько она одаренная,— сказал Иван.— Она играет пьесы сложнее тех, что разучивают в музыкальном училище, а ведь студенты там вдвое старше. Она способнее меня. Но если не требовать, вся воля, весь талант умрут. Нужен тот, кто раскроет его, выжмет до последней капли, вознесет нашу дочь на недостижимую высоту, сделает лучшей.
—Значит, ты хочешь, чтобы она стала такой? Лучшей?
—Тыне понимаешь. Никогда не понимала. Это дар. То, что спрятано в теле, является его частью. От этого не устаешь, это не бросают, бросить это невозможно, это все равно что оторвать часть себя — творческую, живую. Что тогда останется? Ведь смысл будет утерян!
Пианино стояло у дальней стены, за укрытой простынями мебелью. Когда дом построили, Иван решил перевезти сюда пианино по морю. Инструмент был высоким и громоздким, и потребовалось четыре человека, чтобы его поднять. Чтобы внести пианино в дом, выломали дверную раму.
Лампа у кресла все еще горела, и портфель стоял на столе, но Сони не было. Алиса дернула простыню, та легко соскользнула с черной поверхности и упала на пол.
Приглушенный блеск. И тень вместо отражения. Над названием выгравирована позолоченная лира. Иван унаследовал пианино от состарившейся тетки, у которой воспитывался.
Банкетка была наполовину задвинута, а крышка инструмента опущена. Алиса попыталась поднять ее, но не вышло: та оказалась запертой. Под замочной скважиной тянулась трещина. Алиса провела по ней пальцем. Шероховатая царапина на прохладном гладком лаке.
