Дима аккуратно прислоняет пакеты к стене на лестничной клетке, переминается с ноги на ногу. Я же вдруг думаю о том, насколько непросто двоим создать свой доверительный мир, и как легко в одночасье, можно его просрать. Просрать — это слово Адиля. Я стараюсь избегать подобных грубостей, но за неделю все же от него заразилась.
—Капюшон может быть снимешь,— не удержавшись, комментирую я.— В подъезде не холодно.
Дима опускает ладонь себе на макушку, будто действительно собирается скинуть капюшон, но потом вдруг натягивает его еще глубже.
—Да мне он не мешает.
Интуиция начинает сигнализировать о том, что здесь что-то не так, и заставляет внимательнее вглядываться в лицо, покрытое тенью.
—Что случилось? Покажи.
Даже на расстоянии в метр я чувствую его внутреннюю борьбу и неловкость. Интуиция уже не просто подает тревожные сигналы: она визжит сиреной. Хочется топнуть ногой и рявкнуть «Да ответь уже наконец!»
С беззвучным вздохом Дима медленно опускает капюшон и смотрит мне в глаза. Я же шокировано разглядываю пожелтевшие синяки под его глазами, рассеченную переносицу и выраженный отек под скулой.
—Не хотел, чтобы ты видела это позорище.
—Что это?— хрипло переспрашиваю я, хотя ответ уже назойливо ввинчивается в сознание.
—Можешь догадаться наверное. Я не поэтому приехал, не думай. И не для того чтобы кого-то обвинять. Мне на утро так паршиво было, что я самого себя измолотить был готов…
Дима делает неуловимое движение, будто желая приблизиться, но в итоге отступает назад. Его лицо кривится то ли от стыда, то ли боли.
—Пиздец я дурак, Даш. Не знаю, что в тот день было у меня в башке. Я всю неделю на нервяке был, поэтому видимо… Еще напился, а потом он приперся… Ты не думай, я не пытаюсь найти себе оправдания… Просто как-то объяснить, что ли, хочу… Хотя и сам до сих пор не могу понять. Как будто не я был — такое ощущение.
Мне хочется опереться о подоконник или о стену, чтобы колени не подкосились под тяжестью размножающихся мыслей. Это Адиль… Адиль, которого я просила не трогать Диму, в очередной раз наплевал на мои просьбы и измордовал его до неузнаваемости.
—У тебя сотрясение?— шепотом переспрашиваю я.— Ты поэтому не за рулем?
Дима отводит глаза. Нет, он не играет. Ему действительно неловко.
—Я в больницу не ездил, чтобы с ментами не приходилось связываться, но сотрясение наверное есть. Голова странная. Сейчас лучше уже. Я неделю дома валялся и витамины пил,— Он слабо улыбается, отчего отек на его щеке становится еще заметнее.— Ты как-то говорила, что при сотрясении нужно магний Б6 употреблять. Так вот, он реально помогает.
Я не знаю куда смотреть и о чем думать. В голове на повторе стучит: Адиль избил Диму… Не просто поставил ему пару синяков, а избил до сотрясения.
—Даш, я серьезно не поэтому пришел. По фиг с этими ссадинами. До свадьбы заживет.
Издав горький смешок, Дима снова накидывает капюшон себе на голову, чем заставляет мое сердце пронзительно заныть. Сейчас он снова передо мной как на ладони: понятный, честный и очень уязвимый.
—А для чего ты тогда пришел?— тихо и совсем без обвинений спрашиваю я.— У тебя целые сутки были, чтобы хотя бы поинтересоваться жива ли я и не отморозила ли себе ступни. Ты выкинул меня зимой в подъезд без обуви, денег и телефона. Если бы не сосед, я бы шла по снегу в босиком.
—Я знал, что ты меня слышать не захочешь.— Смолкнув, он шумно втягивает воздух, словно ему требуется усилие, чтобы продолжать говорить.— Мне так херово было, Даш, ты не представляешь. Ты же знаешь меня… Знаешь, какой я… Что я так себя не веду. Я места себе не находил и поэтому Робсону позвонил с просьбой к тебе заехать.
Я впиваюсь глазами в тень под капюшоном. Так это он обо всем рассказал Роберту? Дима, а не Ксюша?
—Я приехал попросить прощения. Так как я себя повел — так мужики себя не ведут, и я это признаю. Если бы мог отмотать все назад — я бы это сделал. Наверное, надо было дать себе время побыть с той… новостью и не торопиться. Но мне так хреново стало, когда я представил свою жизнь без тебя. Как будто свет выключили, клянусь. Было на помешательство похоже. Я просто хотел, чтобы ты во чтобы ни то стало осталась со мной рядом… Надо было приходить к тебе со взвешенным решением.
Опустив голову, он подпинывает скомканный фантик, валяющийся на полу, и издает задушенный смешок.
—Задним умом все конечно умные, да? А имеем то, что имеем.
Я молчу. В груди и в легких жжет. Это с болью испаряется обида. Потому что я знаю, что Дима говорит искренне. Не один Адиль не умеет врать.
—Хорошо,— еле слышно отвечаю я.— Будем считать, что это паленое пиво на тебя так подействовало.
—Прощаешь?
Я киваю, потому что не могу выговорить «да». В горле застрял комок размером с теннисный мяч — так много немой надежды слышится в этом коротком слове. Если Дима просит прощения, значит смог и меня простить. Почему-то сейчас я в этом не сомневаюсь.
—Ладно, не буду тебя больше задерживать,— он меняет тон на непринужденный и с улыбкой кивает на стоящие вдоль стены пакеты.— Что там на этот раз? Утка?
—Курица,— не сумев выдавить ответную улыбку, сиплю я.
Дима не дает мне взять пакеты, и сам доносит их до квартиры. Возле двери мнется, будто хочет сказать что-то или спросить, но в итоге, махнув рукой, быстрым шагом уходит к лифту.
Глава 43
Очутившись в квартире, я еще долго не могу заставить себя сесть, расхаживая из угла в угол. Голова взрывается, в груди тянет, нервы натянуты до предела. Я дважды набирала Адилю, но его телефон будто в издевку продолжает молчать.
На что он рассчитывал, когда избивал Диму? Думал, я не узнаю? А если бы он в полицию пошел и заявление написал? Сотрясение мозга — это ни черта не шутки! И я ведь просила его. Просила! Выходит, мои слова для него пустой звук?
Меня будто перенесли в прошлое, когда я вот так же, поскуливая от злости и бессилия, ждала Адиля после очередной разборки с ментами. Он — та самая горка, которая несла меня шестилетнюю вниз, до крови сдирая кожу на теле. Стихия, не поддающаяся контролю. Непредсказуемый, всегда поступающий лишь так, как угодно ему.
Господи, да возьми ты трубку,— в отчаянии цежу я, в очередной раз вдавливая палец в контакт с его номером.
Это отдельный вид пытки — быть настолько на взводе и не иметь возможности прояснить ситуации. Где он, черт возьми? Сказал, что будет у матери. Тоже солгал? Поехал еще кому-то бить морду? Или трахается со своей стриптизершей?
Влетев на кухню, я залпом осушаю стакан воды и наконец заставляю себя сесть. Хватит пороть горячку. Веду себя как девятнадцатилетняя взбалмошная Даша. Надо постараться успокоиться и дождаться, пока Адиль перезвонит. «Если он конечно снова не сбежал из города,— ехидничает писклявый голосок.
