– Ничего, кроме того, что Григорий Распутин готовит армию для нападения на наш мир, – усмехнулся Аверин.
– Ах, вот как. Великолепно. Тогда будьте добры, позвоните Диме Булгакову, пусть переведет Управление в режим повышенной готовности и оповестит причастные ведомства. В Академию я сообщу сама. И жду вас в комнате вызовов, там уже всё готово.
Министерский колдун пребывал не в самом лучшем расположении духа. Вероятно, из-за пропажи чародейки Френкель. А после того, как выслушал Аверина, помрачнел окончательно.
– Режим повышенной готовности… – покачал головой он, – это значит, что нападения мы ожидаем со дня на день?
– Да. Вы смогли еще раз допросить Рождественского?
– Боюсь, это совершенно невозможно. Новый доктор держит его под сильными седативными препаратами, иначе князь начинает кричать, биться и в кровь царапает себе лицо.
– А потом ломает себе пальцы… – не сдержав усмешку, продолжил Аверин, но тут же снова стал серьезен: – Извините, не удержался. Вы ведь не пытали его?
– Нет. Если вы имеете в виду, не причинял ли я ему физического вреда. Но, к сожалению, вы, возможно, правы. Я мог несколько передавить во время допроса, что усугубило его состояние. У меня сложилось впечатление, что князь очень сильно напуган. Врач рассказал, что он постоянно прячется: то под кроватью, то в шкафу, то в туалете. И умоляет дать ему амулет, блокирующий силу.
– Хм… дать амулет – неплохая идея. Вреда он не причинит, зато, возможно, успокоит, и я смогу поговорить с князем.
Николай Антонович согласно склонил голову:
– Да, думаю, вы правы. Хотелось бы еще понять, чего именно он боится. Того, что его похитят, как и остальных?
– Скорее всего. Возможно, его кровь тоже передали, и он знает об этом. Хотя, не очень понимаю, как ему может помочь амулет.
Николай Антонович пожал плечами, и по его лицу скользнула горькая усмешка:
– Так же, как шкаф, туалет и прочие места. Сами прекрасно понимаете, спрятаться невозможно. Это и сводит с ума.
– Пожалуй, – согласился Аверин. – Но насчет амулета распорядитесь. Я допрошу князя, как только вернусь.
– Вы собираетесь покинуть Петербург? И куда же вы направитесь, если не секрет?
– В столицу. Если мы не ошибаемся насчет Кантемирова, катастрофу, может, и удастся предотвратить.
Ее величество приехала на Петроградку в половине девятого вечера. Кузя как раз заканчивал паковать в чемодан подготовленные Маргаритой вещи.
– Я не ждал вас, извините, – развел руками Аверин. – Даже угостить нечем. Думал, мы встретимся в аэропорту. Но Кузя может сварить кофе.
– Не нужно, пусть собирается, – она повернулась к молчаливо возвышающемуся у нее за плечом диву. – Владимир, ты как? Сможешь что-нибудь приготовить? Если вы не возражаете, – обратилась она к Аверину.
– Смогу, я неоднократно помогал госпоже Маргарите с домашними делами, – отозвался Владимир.
– Кхм… я не это… ладно. Вижу, ты справишься.
– Да, – подтвердил див и прошел на кухню.
– Я тебе помогу, – Мончинский поспешил следом. Выглядел он несколько бледным, но тоже держался неплохо. Вероятно, Любава постаралась на славу.
– У нас еще два часа, – сказал Аверин, когда дверь на кухню закрылась, – я так понимаю, времени вылета никто, кроме присутствующих здесь, не знает.
– Да. Боюсь, самолет придется вести Владимиру.
– Это правильно, – со вздохом сказал Аверин. – Мы не можем доверять даже дивам. Особенно дивам.
– Ох… Голова кругом. Признаться, вступая на царство, я готовилась к чему угодно, но не к войне с Пустошью. Если разразится война между дивами и людьми… я не уверена, на чью сторону встанут даже наши дивы. А сколько их уже может быть завербовано Распутиным? Не сомневаюсь, что еще в те времена, когда он подавил разум и волю Николая Романова, он уже планировал нечто подобное. Вряд ли мысль о создании армии из дивов пришла ему в Пустоши. И надо ведь было еще додуматься, как заставить их подчиняться и действовать сообща.
В голове у Аверина промелькнуло воспоминание о зверинце Анастасии. Раздумывая о том, что диве как раз удалось организовать и порядок, и дисциплину, он проводил взглядом Кузю, с демонстративным пыхтением тащившего в прихожую чемодан. А потом тихо сказал:
– Я надеюсь, что наши друзья останутся на нашей стороне, что бы ни произошло.
– Да, вы правы. Вот только, боюсь, друзей у нас не так много.
«Когда я буду вам нужен…» – вспомнил он.
Чью сторону выберет этот див? Если сторону врага, то шансов победить практически не останется.
– Как вы думаете, – словно прочитав его мысли, спросила императрица, – у нас есть шансы? Против Пустоши?
– Вы имеете в виду, у человечества? Если мы перестанем строить козни друг против друга, то есть. Вы же помните историю. Восставшие в октябре 1917 года чуть не победили, хотя на нашей стороне был значительный перевес и колдунов, и дивов. А с тех пор человеческое оружие шагнуло намного дальше. Я многое смог сделать при помощи одного гранатомета. А дивы… даже если их и удалось как-то объединить, по слаженности действий им далеко до людей, несмотря на все наши дрязги и неурядицы. В случае глобальной войны колдуны разных стран объединятся… Но лучше бы до такого не доводить. Что там достопочтимый князь Кантемиров?
Императрица криво усмехнулась:
– Звонил князю Булгакову уже дважды. Утром состоялось собрание Совета, где было принято единогласное решение – немедленно передать ему должность Главного колдуна.
– Это нам на руку. Интересно, на что он рассчитывает, если в сговоре с Распутиным состоит действительно он.
– Он заносчив и очень высокого мнения о себя и своих талантах. Возможно, надеется подчинить Распутина.
– Кузя, – послышался из кухни голос Мончинского, – если ты освободился, помоги, пожалуйста.
– Ага, – Кузя бросился на кухню и через минуту показался оттуда с подносом в руках. На нем красовались тарелки с аккуратно нарезанными бутербродами. Следом появился Владимир с чашками, блюдцами и кофейником. Замыкал шествие Мончинский, неся блюдо, на котором возвышался яблочный пирог.
– Мы решили, что стоит перекусить перед дорогой, – улыбаясь, сказал он.
– Отличная идея.
Все расселись за столом. Императрица попробовала кофе.
– Очень неплохо. И должна заметить, что у вас весьма уютно, граф.
– Не жалуюсь, – довольно ответил Аверин, – одна из причин, почему я не хотел бы никуда переезжать.
Послышался протяжный вздох. Все повернулись к Мончинскому, и тот, глядя в свою чашку, слегка виноватым тоном пояснил:
– Вспомнил, как мы здорово сидели в этой гостиной вечерами. Виктор Геннадьевич приходил… жаль, что его сейчас нет с нами.
