Почему погибнуть за всех этих людей должен именно хозяин?
Почему он обманул?
Кузе вспомнились слова Владимира: «Див должен защищать хозяина, а не наоборот».
Но Гермес Аркадьевич хотел, чтобы Кузя остался. Чтобы помогал здесь. Если сейчас не привести самолеты, будет сложно победить даже с помощью Императорского дива. Нападающих слишком много.
Он должен лететь в штаб, иначе то, что сделал его хозяин, окажется напрасным. Кузя судорожно забил крыльями, вновь зависнув в воздухе.
«Так нельзя!» – закричал он, и горло галки издало такой страшный рев, что люди в ужасе замерли и начали задирать головы вверх, ожидая увидеть очередное чудовище.
И тут Кузя почувствовал, как его шею сжало, ошейник нагрелся, и чужая мощная сила прошибла тело, как молния. Он снова закричал, но в этот раз это был вопль радости. Он ощутил едва заметное, но отчетливое касание чужого разума. Гермес Аркадьевич привязал его! Привязал Императорского дива!
Галка сделала круг над людьми. Жаль, что нельзя успокоить их, сказать, что помощь уже близко – времени совсем нет. Надо торопиться, пока колдун Рождественский еще дышит.
Глава 16
Кузя, рывком открыв дверь, ворвался в штаб.
– Самолеты! Срочно нужны самолеты! Те, которые с бомбами и с этим, ракетами. С пулеметами тоже, а то разбегутся!
– Так, – князь Булгаков повернулся к нему, – куда именно нужны самолеты? Что с крепостью?
– Там это… – Кузя не очень понимал, как объяснить, – князь Рождественский висит на воротах. Он их запер. И пока он не умер, надо всех разбомбить, – для наглядности Кузя махнул рукой, – а Николай Антонович ушел коридор закрывать.
Он обвел глазами собравшихся в штабе и добавил нетерпеливо:
– Быстрее отправьте самолеты, и всё!
– Погоди. Ты хочешь сказать, что князь Рождественский применил заклятие Замкнутой Цепи?
– Не знаю, что он там применил. Я же не колдун. Но он умрет скоро. А нам надо дождаться, когда Гермес Аркадьевич приведет на помощь Императорского дива. Поэтому самолеты. Это Николай Антонович сказал, вот.
– Понятно. Я распоряжусь. Если у нас остались уцелевшие бомбардировщики, конечно, – Булгаков взялся за телефон, – а что за помощь? Разве Императорский див уже не сражается совместно с этим огромным драконом?
– А! – Кузя рассмеялся. Его, оказывается, неправильно поняли. – Да я же не про Владимира!
– А про кого? – нахмурился Булгаков.
Дверь неслышно открылась. Но все присутствующие, словно по команде, повернулись и уставились на возникший на пороге темный силуэт человека.
– Он имел в виду меня.
Бывший Императорский див шагнул в фургон. На его лице играла спокойная, слегка отрешенная улыбка.
Булгаков так и застыл с телефонной трубкой в руке.
– Ваше… В-вы?! – едва сумел выдавить он.
– Как приятно, что меня еще помнят, – улыбка дива превратилась в усмешку.
Взгляд князя заметался и остановился на шее неожиданного визитера. На лице Булгакова сперва отразилось удивление, а потом некоторое облегчение.
– Г-гермес Аркадьевич… где он? – слегка запинаясь, спросил он.
Кузя ощущал, что хозяину не слишком хорошо, поэтому тоже беспокоился. Но нужно было решить с самолетами.
– Быстрее! – напомнил он. – Он же помрет!
– Кто? – спросил прежний Императорский див.
– Князь Рождественский запер дивов в крепости. Надо срочно отправляться туда, пока он их удерживает.
Дверь снова открылась, и на пороге появился Гермес Аркадьевич. Кузя кинулся к нему и подхватил под локоть. Вид у колдуна был весьма измотанный.
– Успокойтесь, я выполню то, зачем пришел, – проговорил Императорский див. – Но сначала вы гарантируете, что преданные мне люди, которых вы… по недомыслию упекли за решетку, получат свободу и вернут свои титулы, поместья и, главное, честное имя.
– Они живы? – удивился Булгаков.
– Не все. Но некоторых я сумел спасти. И они не вернутся в тюрьму. И в монастырь вы их тоже не упрячете. Я жду гарантий.
– Считайте, что уже получили их, – императрица Софья поднялась с топчана и посмотрела диву прямо в глаза.
– И кто же вы, милое дитя? Я помню вас по Пустоши, но Владимир не пожелал представить вас, – произнес бывший Императорский див.
– Я – императрица Софья! – не сводя с него взгляда, сказала она. – И я даю слово, что имущество верных вам людей будет им возвращено, а их честное имя восстановлено!
Он посмотрел на нее с любопытством.
– Императрица? Здесь, на передовой? Что же, это дарит определенную надежду, – задумчиво сказал он и повернулся к хозяину: – Мы отправляемся в крепость.
– Да… – тот с трудом сглотнул, – отправляйтесь первым. Я… доберусь на лодке. Надеюсь, тут уцелела какая-нибудь моторка. Кузя, найдешь?
– Ага. А самолеты?
– Не нужно самолетов, – поднял руку Императорский див, – я разберусь без них.
– Ты, конечно, ужасно силен, но ты бы видел, сколько их, – воскликнул Кузя. – Даже тебе может не поздоровиться!
– Не нужны новые жертвы. Я же сказал, что разберусь.
Хозяин махнул рукой собиравшемуся снова возразить Кузе:
– Пошли, – а когда они вышли, тихо произнес:
– Помнишь, я говорил, что никогда больше не сяду в военный самолет? Так вот – беру свои слова назад. Случаются полеты и похуже.
По дороге до крепости Кузя был подозрительно неразговорчив. Кратко отвечал на вопросы о событиях, произошедших за время отсутствия Аверина.
Катерок мчался изо всех сил, поэтому на острове они оказались очень быстро. И обнаружили бывшего Императорского дива, который со скучающим видом рассматривал тело князя Рождественского. Князь более походил на мумию, чем на живого человека. Но судя по тому, что ворота до сих пор не открылись, он был всё еще жив.
Аверин подошел. И, словно почувствовав его взгляд, Рождественский открыл глаза.
– Я ждал… смотрите, я всех спас… герой… – едва слышно прошептал он. Кровь более не сочилась из его растрескавшихся губ, она вся ушла на поддержание Цепи.
На этих словах силы князя закончились, и его тело с противным хрустом отвалилось от ворот и упало на землю.
Ворота тут же распахнулись.
Дивы хлынули из них широким потоком, над стеной образовалось облако. …И опало вниз. А лавина, вытекающая из ворот, начала таять, как снег, попавший на яркое солнце.
Аверин оглянулся. Прежний Императорский див стоял у него за спиной, раскинув руки словно в приветственном жесте, и только по внезапно возникшей пульсирующей боли в висках и по расширившимся от восторга глазам Кузи Аверин понял, что происходит.
