—Зачем ты мне это говоришь?
—Затем, чтобы ты поняла, что жизнь вот такая. С тобой и твоими близкими может произойти что угодно и когда угодно. И если ты не будешь ездить на машинах, то есть ещё тысячи разных способов, которыми тебе может прийти каюк. Будешь ты передвигаться на метро? Там может произойти обвал. Тоннель пробьёт и всю подземку затопит нахрен.
—Знаешь, тебе лучше не успокаивать людей. Это не твоё…
—А я тебя и не успокаиваю, Лизочек. Я тебе пытаюсь объяснить, что от твоего страха ровным счётом никому не будет лучше. И это не поможет. Даже если ты себя и сестру в четырёх стенах запрёшь и вообще не будешь никуда выходить, это всё равно не поможет. Всегда и везде что-то может случиться. А может и не случиться никогда. Поэтому ты сейчас возьмёшь себя в руки, выдохнешь и мы будем избавляться от страхов.
—Я не умею водить…— шепчу, когда Горский разворачивает меня к себе спиной. Кладёт мои руки на руль и прижимает их сверху своими ладонями.
—А мы это сделаем вместе,— раздвигает свои ноги так, чтобы я оказалась между них.— На первый раз я буду на педали давить сам. Руль крутить будешь ты, а я подстрахую. Давай, Лизочек. Поехали.
Горский заводит мотор, плавно нажимает педаль газа, и моё сердцебиение тут же начинает разгоняться.
—Спокойно. Всё хорошо. Я с тобой рядом.— Кирилл опускает левую ладонь вниз и крепко прижимает её к моему животу.— Чувствуешь меня?
—Д-да…
—Вот и отлично. На этом ощущении и концентрируйся. Как в твою первую паническую атаку. Помнишь, я тебя по руке гладил?
—П-помню…
Ещё бы не помнить. Мне потом в ту же ночь приснилось, как мокрый Горский меня в песок на пляже вдавливает…
—Ну вот и сейчас делай то же самое. Думай о моей руке на твоём животе.
Судорожно выталкиваю воздух через нос, когда машина начинает плавно набирать обороты. И кажется, что мои нервы натягиваются с той же скоростью.
Прилипаю взглядом к сломанному рекламному щиту и сердце начинает барабанить с таким грохотом, что рёбрам становится больно.
—Не м-могу… Кирилл… пож-жалуйста…
—Успокойся. Просто дыши. Мы едем очень медленно. Ничего страшного с тобой не произойдёт. Поверни руль немного влево.
Натужно сглатываю, когда Кирилл помогает мне повернуть руль. Опускаю взгляд на свою руку, сжимающую кожаную оплётку с такой силой, что костяшки пальцев белеют. И снова возвращаюсь к дороге, чувствуя, как меня накрывает паника. И по мере того, как машина приближается к проклятому рекламному щиту, становится всё хуже и хуже.
Как будто гигантский спрут обвивает меня своими ледяными щупальцами. Стискивает так, что я не могу дышать. У меня словно воздух весь из лёгких выбивает. Открываю рот, пытаюсь вдохнуть, но не выходит. Перед глазами снова сгущаются чёрные точки, и все внутренности дрожат.
—Лиза, спокойно. Просто дыши,— где-то на периферии сознания слышу голос Горского.
—Н-не могу… я не могу, Кирилл… ничего не пол-лучится…
—Всё получится. Думай о моей руке.
Чувствую, как Горский крепче надавливает на живот. Но уже спустя секунду мысли снова утекают в другую сторону.
К дороге, по которой движется наша машина. К сломанному рекламному щиту, унёсшему жизни моих родителей и сделавшему мою сестру инвалидом. К катастрофе, сломавшей мне жизнь. И сейчас этот щит всё ближе и ближе. И я снова в машине.
—Кирилл, пожалуйста!— выпаливаю в истерике. Пытаюсь оторвать ладонь от руля, но Горский меня удерживает.— Давай остановимся! Ничего не получится! Не получается у меня отвлечься!
—В прошлый раз же получилось, Лизок.
—А в этот раз не в-выходит! Хоть всю ты меня обгладь! Это не помогает! Что… что ты делаешь?!
Резко опускаю взгляд вниз, когда чувствую, как Горский вдруг задирает мне платье вверх до самого живота.
—Кирилл…
—Просто смотри на дорогу и дыши. Доверься мне. Я тебе ничего плохого не сделаю. Обещаю.
Сглатываю судорожно, и возвращаю ошалелый взгляд к трассе. Тяжело выдыхаю, когда чувствую, как ладонь Горского проскальзывает между моих бёдер и ложится поверх белья.
—О чём ты думаешь?— шепчет мне на ухо.
—Я…— выдавливаю.— О твоей руке…
—Вот видишь. А говорила, ничего не выйдет. О ней и думай. Смотри на дорогу, веди машину, и думай о том, что я делаю. Поняла?
Вместо ответа, просто молча киваю, потому что выдавить из себя больше ничего не могу. Все мысли и чувства вдруг концентрируются в одной точке внизу живота. Судорожно хватаю ртом воздух, когда ощущаю давление и жар на промежности.
Распахиваю глаза так широко, как будто мне в них спички вставили. Смотрю на дорогу, исчезающую под колёсами машины, ощущая как громыхает при этом моё собственное сердце. Как дыхание становится тяжёлым и рваным. Но на этот раз не от паники, а от каких-то других ощущений, названия которым я пока не могу дать.
—Попробуй ещё раз повернуть руль,— свободной ладонью Кирилл снова направляет мою руку, и мы вместе плавно поворачиваем машину чуть ближе к обочине.
—Что… ты собираешься делать?— шепчу еле слышно.
—Ничего из того, что могло бы тебе навредить.
Давление между ног усиливается, когда Кирилл вдруг начинает водить пальцем по складкам через тонкую хлопковую ткань. Внизу живота как будто что-то распирает. Будто там огромный горячий шар, который с каждой секундой становится всё больше и больше. И к своему огромному стыду я чувствую, как между ног в ту же секунду становится влажно. Густо краснею, с ужасом осознавая, что эта влага пропитывает моё бельё, а значит Горский тоже… тоже это почувствовал.
И словно в подтверждение моих мыслей Кирилл вдруг резко дёргает в сторону перешеек трусиков, и в следующее мгновение я ощущаю, как его палец касается моих горячих складок и раздвигает половые губы.
Дёргаюсь, когда шершавая подушечка касается клитора. От обжигающих ощущений, к которым я абсолютно не готова, у меня начинает плыть сознание. Смотрю на рекламный щит, даже не поняв, когда мы успели к нему так приблизиться. Но в какой-то момент дорога у меня перед глазами начинает расплываться и её вытесняет лицо Горского, отражающееся в лобовом стекле.
* * *
—О чём ты думаешь?— снова повторяет свой вопрос, продолжая мучительно-медленно водить пальцем по клитору.
—Я…— жадно хватаю ртом воздух, словно иначе могу задохнуться.— О твоей руке…
Позвонками чувствую, как от тяжёлого выдоха сокращается его грудная клетка.
—Тебя уже кто-то так трогал?— горячее дыхание обжигает кожу на горле.
—Ты знаешь ответ…
—Не знаю. Иначе бы не спрашивал.
Чёрт, зачем он вообще говорит со мной об этом?!