—Я в порядке,— уверяет его Несса.— Просто давай встретимся. Поверь мне, старший братишка.
—Я всегда верю тебе,— немедленно отзывается Кэллам.
—Значит, скоро увидимся.
—Люблю тебя.
Несса кладет трубку.
Я, в свою очередь, уже успел позвонить офицеру Эрнандесу. И он был от этого не в восторге. Мы встречаемся недалеко от тюрьмы округа Кук.
Мы уже вооружились, опустошив склад в конспиративной квартире. Пока Марцель ведет, я показываю Нессе, как заряжать «Глок», как досылать патрон в патронник и как проверять, снят ли предохранитель. Еще я показываю ей, как наводить прицел и как мягко нажимать на спусковой крючок.
—Так?— спрашивает она, отрабатывая движения на незаряженном пистолете.
—Верно,— отвечаю я.— Не держи его близко к лицу, иначе получишь при отдаче.
Несса идеально запоминает последовательность — в конце концов, это тоже своего рода хореография. Затем она кладет пистолет на колени и серьезно смотрит на меня.
—Я не хочу никому причинять боль,— говорит девушка.
—Я тоже не хочу этого для тебя,— отвечаю я.— Это лишь на крайний случай.
Мы подъезжаем к Ла-Виллита-парк и ждем.
Спустя примерно минут сорок рядом с нами паркуется патрульная машина. Со стороны водителя выходит очень недовольный офицер Эрнандес. Он оглядывается, чтобы убедиться, что в этом безлюдном углу парковки нас никто не увидит, и затем открывает заднюю дверцу автомобиля, выпуская Данте Галло.
На нем все еще тюремная форма, которая похожа на докторский халат, побывавший в солярии, с надписью на спине Cook County DOC
[37]. У Данте нет нормальной обуви, только носки и шлепки. Руки скованы наручниками спереди. Форма чуть маловата, отчего и без того не маленький Галло кажется еще более гигантским. Ткань едва не рвется на могучих плечах, наручники впиваются в запястья. Темные волосы сбриты, на лице многодневная щетина.
Я с гораздо большим трудом выхожу из «Лендровера». При виде меня черные брови Данте опускаются, словно гильотина, а плечи напрягаются, как будто он вот-вот бросится на меня, и к черту эти наручники. Но тут между нами встает Несса. Данте смотрит на нее, словно увидел призрака.
—Несса?— говорит он.
—Не злись,— умоляет она.— Сейчас мы на одной стороне.
Данте совсем не выглядит убежденным.
Эрнандес тоже на взводе.
—Мне пришлось подделать документы о переводе заключенного,— шипит он.— Вы хоть представляете себе, в каком я дерьме? Я не могу просто так вручить его вам, меня уволят! И засудят.
—Не волнуйся,— говорю я.— Можешь сказать, что тебе угрожали.
—И кто в это, на хрен, поверит?— вопит Эрнандес, подтягивая штаны, сползающие с его пухлого живота.— Я на такое не подписывался, я…
Я прерываю его тираду, выстреливая полицейскому в ногу. Эрнандес падает на землю, скуля и стеная.
—ТВОЮ МАТЬ! Гребаный польский ублюдок…
—Закрой рот, или я выстрелю снова,— говорю я.
Полицейский прекращает вопить, но продолжает стонать. Всхлипывая, он держится за бедро, хотя я целился в мышцу и даже не задел ни артерию, ни кость. О более аккуратном выстреле нельзя и мечтать.
Я поворачиваюсь к Данте и говорю:
—Русские и половина моих людей собираются напасть на Кэллама Гриффина. Ты можешь нам помочь?
Данте переводит взгляд с катающего по асфальту офицера Эрнандеса на меня.
—Возможно,— говорит он.
Галло поднимает руки, натягивая цепочку между наручниками.
—Не забудьте ключи,— говорит он.
Я киваю Марцелю. Тот опускается на колени, чтобы снять ключи с пояса Эрнандеса.
—Зажми-ка ты эту рану,— доверительно сообщает он копу.
Мы все забираемся обратно в «Лендровер», Марцель и Данте садятся спереди, а Клара, Несса и я — сзади.
—Выглядит удобненько,— говорит Марцель Данте, кивая на его форму.
—Так и есть,— соглашается тот.— Еда только паршивая.
Теперь мы едем в дом Нессы у озера. Я покидаю свой мир и вступаю в ее. Ничто не помешает Гриффинам убить меня в ту же секунду, как я появлюсь на пороге их дома.
Впрочем, я боюсь не этого.
Я боюсь потерять свою связь с Нессой.
Что, если она привязана ко мне только потому, что была моей пленницей?
Захочет ли девушка по-прежнему быть со мной, когда перед ней раскинутся все возможности?
Есть только один способ узнать.
28
Несса
Есть такой роман, он называется «Домой возврата нет». Он повествует о мужчине, который уезжает на долгое время, а когда возвращается, то понимает, что слишком многое изменилось и это место уже совсем не то, что он покинул.
Разумеется, в первую очередь изменился он сам.
Когда я снова вижу дом своих родителей, он кажется одновременно очень знакомым и совершенно чужим.
Я знаю его архитектуру как свои пять пальцев. Но при этом дом кажется ярче, приземистее и проще, чем я его запомнила. Это красивое здание, но в нем нет того жутковатого величия, присущего особняку Миколая.
Ту же чуждость я замечаю и в своих родителях. Они одеты, как всегда, в дорогую, отлично сидящую одежду, их волосы стильно подстрижены и красиво уложены. Но они выглядят старше, чем раньше. Они выглядят усталыми.
Я плачу, когда оказываюсь в родительских объятиях, и мама и папа обнимают меня крепче, чем когда-либо. Я плачу, потому что безумно по ним скучала. И плачу оттого, что мои родители так счастливы снова увидеть свою дочь. Но я боюсь, что это уже не совсем их дочь — не та девочка, что была раньше.
Затем следует взрыв гнева, когда на горизонте появляется Миколай. Мой отец кричит, его люди угрожают Мико и Марцелю оружием, а сам Миколай молчит, не пытаясь защищаться, пока я закрываю его собой, крича в ответ на любимых людей, которых так долго мечтала снова увидеть.
Затем на кухне появляются Кэллам и Аида, и объятия и слезы начинаются по новой.
Проходит много времени, прежде чем мы все успокаиваемся достаточно, чтобы вести разумную беседу.
Мой отец стоит, подпирая стол и скрестив руки. Он не сводит с Миколая убийственного взгляда, от гнева не способный произнести ни слова. Моя мать разливает напитки для желающих. Я вижу, как дрожат ее руки, когда она пытается налить равное количество виски в стаканы.
Кэл сидит за столом напротив Миколая. Он тоже зол, но внимательно слушает, как Мико коротко и без лишних эмоций обрисовывает сложившуюся ситуацию с «Братвой» и «Братерством» под управлением Йонаса.
