Алек невольно улыбнулся.
– Это не совсем то, что я имею в виду, и вы об этом знаете.
Она быстро окинула его взглядом своих зеленых глаз, отчего ему сразу стало жарко.
– Моя тетя Лидия говорила, что вы склонны к легкомысленным развлечениям, о которых порядочной женщине лучше и не знать.
Алек подумал, что она может его рассмешить, даже когда он сгорает от желания.
– Мне очень не хочется говорить вам, дорогая, по это был явно не комплимент.
– Я так и поняла. Тетя Лидия никогда не говорит о других ничего хорошего, только о своей дочке Терезе. Все-таки моя тетя довольно неприятная женщина.
Его всегда забавляло, насколько бесстрастны были ее речи. Забавляло и... совсем не обижало. Вот она стоит рядом, спокойная и хладнокровная, абсолютно уверенная в себе невинная дева. В то же время он, закоренелый грешник, ощущает себя опутанным по рукам и ногам, в плену у своей неукротимой страсти. Сколько раз ночью он останавливался перед ее дверью, не решаясь войти! Его постоянно мучил вопрос, что бы она почувствовала, оказавшись в его объятиях, возносясь с ним к вершинам страсти?
Внезапно у него возникло мстительное желание наказать ее за все свои терзания, отбросив сомнения, забыть обо всем, и... Алек подошел к Джулии еще ближе, так что ей пришлось закинуть голову назад, чтобы видеть его глаза.
– Вы знаете, что такое удовольствие, дорогая? Настоящее удовольствие?
Она кивнула и посмотрела на лестницу за его спиной как на возможный путь к бегству.
– Да, если вы имеете в виду вишневое желе.
Алек провел рукой по ее золотисто-каштановым локонам. Пряди волос цеплялись за его шероховатые ладони, словно шелковая сеть.
– Удовольствие – это нечто большее, чем желе из вишен...
Ее губы слегка задрожали.
Алек наклонился к ней совсем близко.
– Удовольствия весьма разнообразны, поверьте; например, вальс на балконе под ласковым лунным светом или волнение при заключении пари, которое вы определенно выиграете. – Его голос стал глуше. – Или слабый запах мяты в воздухе после весеннего дождя...
– Мята... весенний дождь... – словно эхо повторила Джулия. Губы ее внезапно пересохли, и она провела по ним языком, отчего они влажно заблестели.
Алек провел тыльной стороной ладони по се подбородку, погладил нежный изгиб шеи, и Джулия нервно проглотила слюну. Тело почти ей не повиновалось, и все же каждое ее движение поражало его своим изяществом сродни лебединому, совершаясь в полной гармонии с пикантной красотой.
– А есть и другие, – продолжил он, понизив голос почти до шепота.
Джулия с трепетом взглянула на него.
– Ах, этого я и опасалась...
Чувственный пыл в ее глазах напомнил ему о тайных удовольствиях. Ему подумалось, какой она будет в постели: воплощение чопорности и притворства или теплая и нежная, словно невинность, побежденная вожделением? А может, она удивила бы его жаркой страстью, такой первобытной и ненасытной, которая поглотила бы их обоих без остатка?
Не обращая внимания на свою мокрую одежду, Алек крепко прижал ее к себе, дав ей ощутить, насколько он желает ее. Когда дыхание ее стало прерывистым, он провел рукой по ее волосам, пьянея от их аромата.
– Удовольствие, моя дорогая Джулия, это запахи лимона и корицы там, где ты меньше всего ожидаешь их встретить.
Между их телами возникло сильное притяжение, подобно приливу во время полнолуния. Быстрое биение пульса в маленькой жилке, пульсировавшей в нежной ямке на ее шее, подсказало ему, что она ощущает то же, что и он, и это заставило его подавить желание, как он уже много раз делал до этого.
Но почему? Зачем сражаться, не имея перед собой противника? Возможно, Джулия томилась так же, как и он, и ему оставалось лишь помочь ей выйти из этого отчаянного состояния...
Оторвавшись от своих размышлений, Алек улыбнулся и провел ладонью по нежной коже ее лица: прохладная и шелковистая, она порозовела и нагрелась от его прикосновений. Алек прошептал:
– Самое высшее удовольствие – это когда ваше сердце начинает биться так сильно, что кажется, вот-вот разорвется от переполняющих его чувств. И поверьте, это нечто большее, чем поцелуй.
– Большее, чем поцелуй? Боже мой! – слабым голосом произнесла она.
Под очками взгляд ее казался рассеянным, дыхание стало частым и прерывистым.
Алек провел пальцами по ее щеке прямо под ободками стекол очков.
– Как видите, вишневое желе нельзя даже сравнивать с этими ощущениями.
Джулия закрыла глаза и, затрепетав, наклонилась ближе к нему. Через расстегнутую сорочку виконт почувствовал, как ее грудь коснулась его груди, и стиснул зубы. Дело зашло слишком далеко; и хотя он знал это, но ничего не мог с собой поделать. С таким же успехом он мог попытаться остановить солнце в небе.
Джулия ухватилась за стойку перил обеими руками, ее ридикюль бессильно повис между ними.
– Вы... вы еще можете сейчас все остановить.
Хриплость дрожащего голоса, свидетельствующая о ее неутоленном желании, заставила его придвинуться к ней еще ближе.
– Нет, уже не могу, – ответил он, снимая с нее очки. Она не протестовала. Ее глаза с безмолвной мольбой смотрели на него.
– Джулия, позвольте мне показать, какой восхитительной, какой всеобъемлющей может быть страсть. Прошу вас. – Его голос перешел в шепот. – Пойдемте в мою комнату.
Чуть приоткрыв глаза, она шепнула:
– Я...
– Прошу меня простить, ваше сиятельство, – внезапно раздался позади них скрипучий голос Джонстона.
Мгновенно покраснев, Джулия прижала к себе ридикюль, прикрывшись им, как щитом.
Алек стиснул зубы. Все его тело ныло от неутоленной страсти. Он бросил свирепый взгляд на Джонстона:
– Что еще?
Конюх смущенно взглянул на потолок, и уши его подозрительно покраснели.
– Барроуз сказал, что вы велели подать карету.
Джулия молча смотрела на Алека. Глаза ее были невероятного зеленого цвета, бархатные черные расширившиеся зрачки свидетельствовали о страстном желании. Она без слов умоляла его о том, о чем не имела представления, но он, почувствовав угрызения совести, вдруг нахмурился. Что он делает? Поцелуи – одно, а обольщение – совсем другое!
Он повернулся к Джонстону. Чувство вины уменьшило его страсть, оставив только ноющую боль.
– Запрягайте лошадей, я сейчас переоденусь.
Конюх, поклонившись, вышел, и тут у Алека неожиданно заныл желудок. Пожалуй, он с радостью отказался бы сегодня от завтрака.
Сверху раздался чей-то крик, и Джулия с чувством облегчения перевела взгляд на лестничную площадку.
