—Неужто больше не осталось никакой пристойности?— спросил Кловис.
Болэн отправился спать к себе в повозку. Он разглядел — висевший в неестественной бледности лунного света — тяжелый горбыль бекона. Смутные коробки сухих завтраков, тусклые, кроме тех участков, где поблескивала их внутренняя упаковка из фольги, стояли рядом с неровными рядами консервированных продуктов. Сковородки висели подле кастрюль, подвешенных за длинные ручки; а посреди всех этих припасов, возле плотного простеганного мешка гречки, принимался догорать на ночь сияющий фонарь Коулмена
с новой шелковой калильной сеткой.
Когда они проснулись, Болэн приготовил завтрак для двоих на походной печке. Их окружал глубокий бальзамический аромат глубинки. Болэн заметил, что «шершень» неподобающе просел на ссутулившихся шинах, и обозрел собственную патологию с некоторой исторической отстраненностью.
—От этих Малых Бурых Ночниц у меня уже геморрой развивается,— сказал Кловис.
—И что вы собираетесь делать?
—Вероятно, ничего. У меня была мысль попробовать что-нибудь с Юмскими Короткоухими; но их естественный ареал слишком, нахрен, южней, кажется. Я видал эту сволочь в шахтных стволах аж на западе в Айдахо; но не знаю.— Он недолго помолчал.— Не намерен я начинать никакого, к черту, разведения экзотических летучих мышей на этом рубеже своей жизни!
Болэн совершил потугу на разумное замечание.
—Штука в чем, вы хотите такое, что будет на самом деле лопать жучков.
—Ох, дьявол, они все это делают. Я б мог взять Западного Нетопыря и заставить этого мелкого сукина сына жрать хрущей столько, сколько сам он весит, ночь за ночью. Тут у нас вопрос стиля, вопрос класса. Мне нужна шикарная летучая мышь! И я не хочу такую, какой обязательно селиться у проточной воды или жить в узкой щели или в радиусе двух миль от эвкалипта или кто бешенство из ветерка насасывает. Какая разница. Малые Бурые нормальные. То же применимо к Серебристому Гладконосу. Но никто не станет и близко делать вид, будто все это шикарные летучие мыши.
—А что… такое шикарная летучая мышь, к примеру?
—Ну, уж точно не Короткоухая! Это уж как пить дать, к черту!
—Что ж тогда?
—Почти что угодно, Болэн, я вас умоляю. Обыкновенный Листонос, вот приятная летучая мышь. Западный Бульдог: если на этого сукина сына поближе взглянуть, у вас волосы дыбом встанут. Восточная Желтая хороша. Бледный Гладконос, Сумеречный Гладконос, Бразильский Складчатогуб, Пятнистый Ушан, Западная Желтая.— Когда он умолк, Болэн вручил ему завтрак на картонной тарелке. Когда голос его зазвучал снова, был он сладкозвучен и сентиментален.— Был у меня однажды Семинолский Волосатохвост. Бур, как красное дерево, а сверху на нем вроде как тончайший налет измороси. Весил треть унции в зрелости и по самой природе своей был одиночка.
—Вы дали ему имя?
—Да, дал. Я назвал его Дейвом.
—Понятно.
Красная звезда «Тексако»
поднялась в небо не так высоко, как Полоумные горы позади нее. Позади красной звезды «Тексако», подумал ее владелец, хочется не Полоумных или каких-либо еще гор, а зданий, где полно людей, владеющих автомобилями, которым нужны горючее и обслуживание. Изо дня в день мимо тек жиденький поток машин курсом на Белые Сернистые Источники, все уже заправлены на путешествие. Ему доставались лишь отбившиеся; и день ото дня те же самые «коки», «нихаи», «хайэрзы», «фанта-оринджи», «несбитты» и «д-ры перчики»
стояли тем же непрерываемым порядком в пластиковом окне торгового автомата. Если он сам одну не покупал. Тогда на него изнутри пялилось что-нибудь другое, то же самое; вроде оберток батончиков в витрине с выцветшими на солнце обертками; или недостающих инструментов на доске с колышками в гараже, чьи очертанья описывали их отсутствие.
Потому-то когда Болэн пришел ни свет ни заря, катя перед собой стайку спущенных шин, гоняясь за отбившимися по всему шоссе, это показалось необычным в достаточной мере для того, чтобы хозяин станции беспомощно сместился на несколько неощутимых шажков ему навстречу в знак приветствия.
—Славный денек.
—Так и есть.
—В самый раз с эть-самыми. Спустили, никак?
—Да.
—Сам вижу. Надеюсь, их еще можно спасти.
—Придется спасать.
Мужчина яростно заработал, снимая шину с обода на первом колесе.
—Вот так пробой!— Что-то загремело; он пошарил внутри.— По этому колесу стреляли!
—Так точно, сэр.
Человек смятенно поднял взгляд, затем приступил к следующей шине.
—Что тут за покрышки?
—Шестислойные «Файерстоуны, Город и Деревня». Самоочищающиеся протекторы.
—И в это стреляли.
—Угу.
Мужчина выпрямился, свернув вспотевший лоб в угол локтя.
—Дальше никуда не пойду.
—В каком это смысле?
—В каком это я смысле?
—В каком смысле?
—В том смысле, что здесь была перестрелка.
—Я просто хочу, чтоб вы мне чертовы шины залатали.
—Просто залатал их, э, и вопросов не задавал? Как стар-добрый доктор Мадд залатал ногу Буту
? Давайте я у вас вот что спрошу. Вы историю себе читали? Вот что я у вас спрошу.
—Нет.
—Тогда давайте я вас с ней познакомлю.
—Не хочу я ни с кем знакомиться. Я хочу, чтобы вы шины эти залатали.
—Пальцем не двину без объяснения.
Двое мужчин были готовы на все. Болэну не к кому больше было обратиться. Хозяин станции имел дело с первым клиентом за уже какое-то время. Разрядку начал Болэн.
—Я их сам прострелил,— сказал он.
—Больше ничего мне слышать и не надо было.— Человек вытер руки о тряпку кирпичного цвета.— Вообще-то это попросту больше похоже на правду.— Он взялся ставить горячую заплату на первую шину.— Честность — вот лучшая политика,— добавил он.
—Ох ну вас нахуй,— вставил Болэн.
—Теперь говорите так сколько угодно. Я с вами не ссорился. Но когда вы сюда приходите и хотите, чтоб я начал вам чинить то, что явно результат перестрелки, так то ж вы тем самым от моей профессиональной этики отъедаете.
—Я сейчас закричу.
—Я не намерен садиться в федеральное исправительное учреждение ради делов на полтора доллара.
—Я сейчас заору «пожар».
—Они на что садятся?
—Они от «хадсона-шершня».
Мужчина закончил и взял с Болэна три доллара. Болэн сообщил, что ему казалось — делов там на полтора доллара.
—Ставка поднялась,— сказал мужчина,— из-за осложнений юридического свойства… «Шершень» этот,— сказал он,— вот так автомобиль была. Жми на всю катушку, если память не изменяет. Ну и движок был у нее. Втопил ногу — и она как с цепи срывается.
