– Вы очень устали?
Питер снова рассмеялся, вспоминая свое изнеможение в тот
момент, когда он приехал.
– Нет, я уже отдохнул. Добравшись до Ла-Фавьера, я
проспал примерно три часа, когда приехал. Когда вы рядом, мне не нужно много
спать.
Они вошли в маленький ресторан и заказали омлеты, круассаны
и кофе. Это была ароматная, роскошная еда, и Питер с аппетитом набросился на
нее. Оливия ела медленно, запивая свой завтрак крепким черным кофе.
– Я все еще не верю, что вы сюда приехали, – тихо
произнесла она. Она выглядела умиротворенной, но немного печальной. Энди
никогда бы ничего подобного не сделал. Даже в самом начале их отношений.
– Я пытался сказать вашему мужу о том, что вы
здесь, – честно признался Питер, и Оливия страшно разволновалась:
– Что? Вы сказали ему, где я, по-вашему, нахожусь?
Ей совершенно не хотелось, чтобы Энди приехал сюда. В том,
что здесь оказался Питер, не было ничего плохого. На самом деле она была даже
рада видеть его тут, но к встрече с Энди она была совершенно не готова. Именно
он и был основной причиной ее побега.
– В итоге я ничего ему не сказал, – быстро
успокоил ее Питер. – Я хотел, но меня не пустили в ваш номер. Там была
тайная полиция, телохранители, и у меня сложилось впечатление, что у них там
какие-то переговоры.
– Я уверена, что это не имеет ко мне никакого
отношения. У Энди сверхъестественное чутье на такие вещи, и он точно знает,
когда надо беспокоиться, а когда нет. Поэтому-то я и не стала оставлять ему
записку. Я понимаю, что, может быть, была не права, но он знает меня достаточно
хорошо, чтобы чувствовать, что со мной все в порядке. Я не думаю, что он
действительно верит в версию о похищении.
– Мне тоже так показалось, когда я стоял под дверью
вашего номера, – медленно произнес Питер. Там не было и следа паники,
которую можно было бы ожидать, если бы она действительно оказалась в опасности.
Питер быстро понял, что Эндерсен Тэтчер не слишком волнуется, и именно это
заставило его приехать сюда. – Вы не хотите позвонить ему, Оливия? –
обеспокоенно спросил он, считая своим долгом хотя бы предложить ей это.
– Со временем я это сделаю. Но еще не знаю, что ему
скажу. И не уверена в том, что должна вернуться, хотя на короткое время мне
скорее всего придется это сделать. Я должна ему кое-что объяснить.
Но что объяснять: что она больше не хочет с ним жить, что
когда-то она любила его, а теперь все прошло, что он не оправдал ее надежд, ее
ожиданий? Возвращаться ей было некуда. Оливия поняла это ночью, когда вставила
ключ в дверь и почувствовала, что просто не может повернуть его. Она должна
была сделать давно задуманное – оставить его. Оказалось, что для него она
больше ничего не значит уже много лет. Большую часть времени он совершенно не
замечал ее существования. Теперь это стало окончательно ясно.
– Вы хотите от него уйти? – осторожно спросил
Питер, когда они закончили есть. Это было совершенно не его дело, но ведь он
проехал десять часов на машине только для того, чтобы убедиться, что она жива и
здорова. Это давало ему право по крайней мере на минимум информации, и она это
прекрасно сознавала.
– Да, наверное.
– Вы уверены? В том мире, в котором вы вращаетесь, это
может вызвать сенсацию.
Не большую, чем если меня здесь обнаружат в вашем
обществе, – засмеялась Оливия, заставив своего собеседника поперхнуться.
Спорить с этим было трудно. Его собеседница вновь посерьезнела. – Скандал
меня не пугает. Это просто хлопушка, как детские игрушки во время Хэллоуина.
Дело не в этом. Политика – это не для меня. Мне многое уже пришлось выдержать,
и я знаю, что говорю. Президентские выборы я просто не переживу.
– Вы думаете, что в следующем году он будет рваться в
Белый дом?
– Возможно. Даже более чем вероятно. Но если он пойдет
на это, я не смогу быть с ним рядом. Да, я перед ним в долгу, но не до такой
степени. Он хочет от меня слишком многого. Когда мы встретились, у нас были
верные представления о жизни, и я знаю, что Алекс тоже много для него значил,
хотя он никогда не был рядом, когда его сын и я в нем нуждались. Но в
большинстве случаев я готова была его понять.
Я думаю, перемены начались, когда погиб его брат. В нем
что-то словно отмерло после этого. Ради политики Энди отринул все, чем он был и
что его волновало. А я так не могу. И не понимаю, почему я обязана делить с ним
эту тяжесть. Я не хочу оканчивать свои дни так же, как моя мать, которая
постоянно пьет, страдает от мигреней, ночных кошмаров, ужаса перед
журналистами. У нее все время трясутся руки, и она больше всего на свете боится
скомпрометировать моего отца. Никто не может все время жить в таком напряжении.
Она очень изменилась внутренне, но выглядит она всегда потрясающе. Макияж,
пластические операции – все это скрывает ее страх. Папа таскает ее с собой на
все свои встречи, лекции, публичные выступления и турне. Если бы мать могла
говорить правду, она бы призналась, что ненавидит его за все это, но она
никогда так не поступит.
Он разрушил ее жизнь. По-хорошему, нужно было уходить от
него много лет назад, и если бы она это сделала, ей, возможно, удалось бы
остаться цельным человеком. У меня такое ощущение, что она не пошла на развод
по единственной причине – чтобы не провалить ему выборы.
Питер слушал ее с серьезным лицом, глубоко задетый ее
словами.
– Если бы я знала, что Энди будет заниматься политикой,
я бы никогда не вышла за него замуж. Я сама виновата: должна была бы
догадаться, – печально закончила Оливия.
– Но вы же не могли знать, что его брата убьют и он сам
в это втянется! – сказал Питер, пытаясь оставаться справедливым.
Может быть, я просто ищу оправдания, а на самом деле все
развалилось бы и без того. Кто знает!.. – Она пожала плечами и отвернулась
к окну. Рыбацкие шхуны доплыли едва ли не до горизонта, став похожими на
игрушечные кораблики. – Здесь так красиво… Если бы я могла жить в этом
месте всегда!
Она говорила так, как будто действительно задумала это.
– Правда? И если вы уйдете от него, вы приедете сюда?
А он, сидя холодными зимними вечерами на кухне в Гринвиче,
будет представлять ее себе – на песчаном берегу, в шуме прибоя.
– Может быть, – ответила она, все еще не уверенная
до конца в своих намерениях. Все равно ей придется вернуться в Париж и
поговорить с Энди, хотя ей совершенно не хотелось это делать. Поскольку миф о
ее похищении будет развиваться своим чередом в течение двух дней, можно себе
представить, в какой цирк превратит сенатор возвращение своей жены.
Вчера я говорил с Кейт, – тихо сказал Питер, прерывая
размышления Оливии о муже. – Это был несколько странный разговор после
всего того, о чем мы с вами беседовали прошлой ночью. Я всегда защищал все ее
действия… и ее отношения с отцом, хотя они мне и не очень нравились. Но после
ночи на Монмартре меня это стало крайне раздражать.
