Ййр хмыкает, замолкает, берёт катушку. Вдев в игольное ушко новую нить, продолжает, не поднимая бледных глаз от своего шитья.
–И две ещё клетки махонькие. Ни в рост не встать, ни рук не раскинуть.
Смотрит тот бывший пацан и видит: в одной клетке – страфиль серый молодёшенький, гиблый считай, совсем поехавший. Сидит бормочет без слов одно и то же. А в соседней – орк, тоже молодой, и тоже как велосипед, только без тулупа, все мослы наружу.
Смотрит бывший пацан на страфиля, и как дышать забыл.
А тут орченьку задрало вконец страфилье бормотание, орк возьми да рявкни – обругал крылатого.
Тот рот свой прикрыл, глазами похлопал, зыркнул на соседушку через частую проволоку, а потом тоже как рявкнет – повторил, вроде как в ответ обратно его выругал. И снова давай бормотать.
На тот же день к вечеру бывший пацан снова туда пришёл, да не один – со своей ватагой. Ух, задали шороху… Вроде тишком обошлись, словами учтивыми, а как балаганщик перед ним кланялся – у-у-у И так глядел, будто этот дрыщ седой его по хребтине отходил, его же плёткой.
Страфиля забирают, он и не трепухается.
И тут отворяется клетка. И этот прямо к орчаре руку суёт, ровно совсем отбитый. «Здравствуйте,– говорит.– Я Ибрагим Стахов! Нечего вам тут делать».
Умно я всё-таки сделал, что эту руку ему не сломал, как думаете?
* * *
Людята молчат, даже не шевелятся, и глаза у обоих блестят. Ришка приложила ко рту узенькую ладонь, словно боится словечко вымолвить. У Кнабера – чёрточка между бровей, и губы уголками вниз, такая рожица – точь-в-точь как Савря его изображала.
–Так нельзя,– подаёт голос маленькая страфиль. Сна – ни в одном глазу. Интересно, чего она там разобрала, из Ийровой байки?
–Неволя, клетка,– говорит она.– Так нельзя!
–Верно, плутовка. Клетка – дрянь, хуже нет.
Ийр откладывает зашитую рубаху, убирает иглу с катушкой в швейную коробочку. Улыбнувшись своей мысли, встаёт с царь-койки, идёт достать с верхней полки любимый и сладкий запас солнышка. Открыв банку, откладывает половинку персика в блюдце: Савре на пробу, побаловаться.
–Эй, люди, чего приуныли. Налетай, пока я всё не сожрал.
Ришка, шоркнув стулом, поднимается в свой воробьиный рост – и на крохотное времечко обхватывает Ййра руками поперёк туловища. Кнабер и тот не усидел – дотягивается потрепать неловко по костистому плечу.
Смешные.
А и приятно бывает, когда не в одиночку, например, радуешься персикам.
Глава 18
Даже не верится, что миновала всего неделя.
За семь дней успело случиться столько всего удивительного – и за год наверстать трудно. И не только в страфилях дело, хотя крылатые оказались куда чудеснее, чем осмелишься вообразить.
Станция сделалась для Рины обжитым домом, любимым, обещанным, будто давно чаявшим встречи.
Такой ясный день – благословлённый солнцем, выглаженный свежим морским ветром… Совсем не хочется пристально думать о печальном. Например о том, как давнёшний добрый друг, в которого влюблена ещё со средней школы, теперь будто отдаляется от сердца и от ума. Не то чтобы Рина внезапно его разлюбила. Вовсе нет. Может быть, просто именно здесь и сейчас другие вещи стали важнее – в первую очередь, конечно, Савря и сама Ринина вымечтанная работа. А Сэм… Сэм, как ни удивительно, здорово потеснился на более дальний план.
Вот и теперь Рина с лёгким сердцем пошла к морю – интересно же поглядеть, как Ййр будет учить маленькую страфиль промышлять рыбку возле ближней косы, а Сэм остался на станции.
Совсем не это она себе представляла перед поездкой на остров, в Страфилев край.
Однако забавно.
Какой поначалу Ййр был сердитый, даже на остров их пускать не желал. И речь у него была обрубистая, скупая. Как же быстро это переменилось.
Сегодня им везёт – или это орк выгадывает удачное время. Поначалу передрызгавшись и вымокнув, упрямая Савря всё-таки осваивает «малый наскок». Галечная коса при малом ветре не даёт беспокойным волнам особенно-то озоровать. Ещё до полудня Савря разживается несколькими серебряными рыбёшками, а ещё Ййр руками выхватывает из воды красивую пятнистую, в полный локоть длиной, едва ускользнувшую от вострых страфильих когтей. Рыбина бьётся, чуть не уходит опять, орк перехватывает, хохоча, мигом сносит ножом рыбью голову. Пятнистую добычу Ийр называет кумушкой; наверное, это какое-то местное человечье название. Говорит, из кумушки выйдет жиренная уха.
–И Кнаберу на радость, заскучал, поди, на тушёнке. Риш, ты уху любишь?
Отчего-то тепло на них смотреть, на голенастую взъерошенную Саврю, на Ййра – сивая от седины щетина снова успела отрасти по всему скальпу, за исключением четырёх голых рубцов, а сам гибкий и лёгкий по-молодому.
* * *
Угораздило же встать до того, как оба нелюдя – и за компанию с ними Рина – отправились вроде как рыбачить. От участия в этом развлечении Сэм скорее всего отказался бы даже на совершенно здоровых ногах, что уж говорить о только-только заживающих. Орк добыл из подвала пригоршню довольно грязных клубней, сгрузил их в раковину.
–Кнабер, как раздуплишься – улучи времечко, ошкурь.
–Я никогда не чистил картошку,– произносит Сэм со всем возможным достоинством. В конце концов, в отличие от Рины, у него не было настолько эксцентричных родственников, считающих, что юным наследникам следует заниматься подобными вещами.
–Да так-то я тоже больше люблю, когда в шкурках сварено,– кивает подсобщик.– Только эта в супец пойдёт. Дело нехитрое. Смотри, вот так почистишь…
Маленький кухонный ножик, сточенный до узкой полоски металла, в орчьихмослатых лапах живо снимает с картофельного клубня тонкую ленту кожуры – быстро, без видимого усилия, вкруговую и по бокам, выковыривает остриём почернелую ямку. Кожура падает в миску – «Мэгз съест, и Минька не побрезгует». Сполоснув раздетый клубень, Ййр бросает его в кастрюлю и заливает холодной водой.
–Не ссы, Кнабер, управишься. Воды добавишь, чтоб не торчало.
Рина, конечно, и не думает осадить подсобщика, да и кофе она сегодня даже не подумала сварить – улыбается, пододвигает Сэму кружку так называемого чаю. И заварка уже испорчена сахаром. Сплошное варварство, а ей, похоже, нравится. Наверное, Сэм ошибался, когда думал, что сумел за годы дружбы развить у Рины мало-мальский вкус.
На прощание страфилёныш смеривает Сэма нахальным взглядом и подбадривает ухваченными у подсобщика словами:
–Не ссы, Кнабер!
Рина, подозрительно фыркнув, поскорее выскакивает за дверь – обуваться.
Оставшись в одиночестве, Сэм съедает свою порцию пшёнки, запивая – делать нечего – этим чаем. По крайней мере, напиток крепкий и горячий, с приятным привкусом – кажется, чабреца.
