* * *
Оказавшись на станции, госпожа Брук перво-наперво здоровается с людьми и отпускает добродушное замечание про «полон дом перьев».
Савря выглядывает на гостью из своего уголка, из-за протёртого диванного подлокотника, в то время как Ййр раскладывает по полкам привезённый припас. Умная Брук, верно, знает, чему людята обрадуются – на кухне появляются пачки разнообразного печенья, с которым хорошо чаёвничать вприкуску, круглый хлеб с тёмной корочкой, шоколад – тает нежно на языке, если подержишь во рту, прежде чем проглотить, и изрядный шмат хорошего сыру в красной восковой кожице.
Госпожа Брук вручает Рине пухлую пачку разных бумажек: почтовые бланки телеграмм и простые тетрадные листы, на которых размашисто записаны какие-то, видать, важные слова из телефонных переговоров. Ийр косится на Брук и на бумаги с молчаливым почтением.
–Сцапали твоего злодея,– докладывает Брук.– Племяшка-змея старого козла вокруг пальца обвела, так он теперь, хрыч, вовсю сотрудничает, чтобы и её изловили…
У девчуры такой вид, словно вся эта жуткая суета совершенно вылетела у неё из головы, и теперь она с досадой припоминает, что живут, оказывается, где-то на свете разные обманщики и воры. Ришка благодарит Брук честь по чести, улыбается, совсем по-хозяйски зовёт её отобедать.
Ийр опускает руку – погладить Саврю по голове, вздыхает против воли. Конечно, людята уедут, как только закончат то, за чем приехали. Но Ибрагимова внучка здесь своя. С первого дня ей и дом радуется. Может быть, захочет навещать.
Рыбным кушаньем, конечно, Брук не удивишь, но ест она в охотку. Хлебную краюшку девчура первая ломает руками:
–Кромсать круглый ржаник ножом – потерять половину вкуса. Попробуй, Сэм!
Бугайчик сомневается, но всё-таки пробует. По глазам видно – признал Ришкину правду, хотя и жуёт молчком.
Ийр свою долю кумушкиной ухи заправляет морковной ботвой с огорода. Запустил овощник за эти дни, правду сказать, поливал только по надобности. Завтра бы лебеду подёргать. Вообще лебеда – тоже гожая сыть, только растёт она злюще, душит собой прочие растения.
Жаркий дух рыбова супа выманивает и Саврю отведать у Ййра из миски, что такое тут все едят. На страфилий вкус – не чета свежеубитому кролику, но кушать можно.
Перед тем, как попрощаться, Рина и госпожа Брук составляют примерный список различных необходимостей на следующий раз.
–Ещё утиных яиц привезу,– решительно говорит Брук, взглянув на Саврю.– Вон какая у вас девчоночка лесная тощая, сил моих нет. Пускай подкрепляется.
Хотя страфилям в этом возрасте и положено быть худыми да лёгкими, Ййр не перечит. Птичьи яйца Савре не повредят. Крылатое племя радо этому сытному лакомству.
–Ещё чего-нибудь нужно? Что забыли, парниш?– обращается Брук к бугайчику. Тот сперва мнётся, потом выдаёт вежливобезразличным тоном:
–Ничего… разве что книгу бы интересную – почитать в свободное время.
–Посмотрю, конечно. Книжек у меня много, только нет чего-нибудь по твоему вкусу,– извиняющимся тоном говорит Брук.– Тебе ведь нужно что-нибудь умное, серьёзное. А у меня в основном Барбара Картленд.
Брук посмеивается смущённо, разводит руками.
Сэм отводит глаза.
Ни за что на свете он не признается, что на книжке, которая так его выручила в часы вынужденного безделья и страдания, значится как раз это самое имя.
Глава 19
–Тогда сотворил царь чародеев такое злое колдунство, что не было от него ни щита, ни уворота. Ударил издали, из-за белой своей стены, в горло, в грудь, в живот, в лонную кость!
Не охнуло орчье живое тело, и рук не вскинуло, а легло на землю и стало землёй.
И рад бы, да никак.
Вместо мяса теперь – земля, земля, земля.
Вместо кожи – земля, земля, земля.
И во рту – земля, земля.
И по жилам не кровь – грязь.
И кости не кости – камни.
Да разве не встаёт земля дыбом, от гнева ли своего, от страсти?
Да разве земля не живёт, не пляшет и не поёт?
Да разве есть на свете сила, чтобы её одолеть?
Встал Сорокопут, смертный первенец, и напрево с обеими-двумя своими хаану крепко обнимался, и все три ватаги за ними пошли, на царский эльфивый дом.
За крепкими врагами, за меткими стрелками, за чужими клинками, за паучьим шёлком, за белым золотом, за подвальными пленниками и за жгучей брагой яблочной.
А царя ихнего Сорокопут руками умертвил. Дух из него выдавил и хребтину сломал.
Потому что сырую землю и грязь никакое колдунство не берёт и не калечит…
Голос-гармонь звучит почти песенными перекатами. Рине даже кажется, что тёмная сказка на самом деле и была орчьей песней, которую Ийр как умеет приспосабливает прямо на ходу под людской язык, чтобы всем можно было послушать.
Савря слушает сказку из своего угла, положив голову на подлокотник старенького дивана, и, верно, вникает в звуки чужой речи, насколько это возможно. Язык она осваивает прямо-таки феноменально быстро, но всё же страфили не знают ни царей с королями, ни пленников, не говоря уж о шёлке, браге и золоте. На Ййра она глядит неотрывно, будто любуясь.
Может быть, это свет масляной лампы в поздний вечерний час творит чудеса, а может, и волны глубокого грудного голоса, только орк за своим неторопливым рассказом выглядит странно значительным, необыденным, почти незнакомым.
Рина и сама не может похвастаться, будто от первого до последнего слова поняла сказку про Сорокопута. «Хаану», к примеру, орк никак не объясняет, но это слово, вероятно, обозначает то ли ближайших доверенных друзей и соратников, то ли любимых наложниц – забавно, что Рине на ум пришли два такие далёкие друг от друга толкования.
И особенно странно, что о собственной неволе и балаганной клетке Ййр рассказывал без особенного чувства – ровно, почти с усмешкой; а за этой сказкой орк живёт. Едва заметно поводит плечами, покачивается в такт, и на словах о «хаану» голос его глуховато дрожит, как от старого горя, а скупой рассказ о гибели неведомого эльфийского правителя окрашен чем-то вроде весёлой своенравной нежности. Таким тоном сама Рина могла бы, например, кокетничать с Сэмом, если бы только когда-нибудь вправду осмелилась.
Эти сбивающие с толку несоответствия заставляют Рину цепко всматриваться в орчье худое тёмное лицо, ловить отблеск бледного взора – и почти позабыть, что так пялиться вообще-то неприлично…
–Земля, ты,– произносит Савря. Короткие пёрышки у неё на голове и на шее приподняты и дрожат.– Ты – Сорокопут. Ты убиваешь врага!
