Савря не сомневается, что Ййр-Земля сейчас всё расскажет – ведь понял же в один миг, что сегодня она пообедала барсуком!– но Земля молчит и еле-еле качает головой: влево-вправо, влево-вправо.
–Это мне Ки принёс, за барсука, за башку,– говорит она.– Это ронфинчь!
Ййр снова чуть заметно кивает, будто бы против воли.
Савря чувствует, что дело неладно.
Значит, тем нужнее всё как следует выяснить, чтобы у Ришки не было такое смертельно сосредоточенное лицо при таком странном голосе, но вот беда: нужных слов Савре почему-то не подобрать, а Ййр будто вовсе растерял человечью речь, сел за стол, подвинул пальцем челюсть подальше от края, гладит подошедшую Саврю по голове, а дышит медленно и неглубоко. И уши у него поджались как-то книзу.
* * *
«Ну давай, наври ей,– старательно позабытый голос Рона Финча не исходит от его дурацкой челюсти, а раздаётся где-то прямо меж ушей. Ишь ты, голос-то совсем как живой, полувежливый-полунасмешливый, как оно бывало, когда Рон был уже вкрай раздражён, но ещё старался держаться.– Наври, тебе даже стараться особо не нужно, вон как она хочет, чтобы ей наврали. У орков конечно лобная кость толщиной четыре вершка, а потом сразу затылочная, но ты справишься. Гляди, она уже сама себе историю сейчас сплетёт, а ты знай хмыкай да соглашайся; давай, спасай всё, что тебе ещё дорого».
Савря прижалась к орчьему боку.
Риша же, подъязычное маслице, и впрямь старается соорудить из Рональдовой челюсти ладную байку, и смотрит на Ййра так, словно просит ей помочь.
–Рон Финч же погиб в море. От несчастного случая… давно.
–Десять лет,– выговаривает Ййр.– Ты поди маляшкой была. Они искали, да не нашли. Ронов шмот я нестираный вынул и в берегу положил. И обувку, которая тут была… У его была запасная. Вот так. Вот что нашли. А больше ничего. Через время признали вроде, что в море нырять пошёл и утоп.
–Почему ты так сделал?– спрашивает Риша, и голос у неё никакой боязни не выдаёт – вообще ничего не выдаёт, если уж честно. Ибрагим тоже так умел. Но он старый был.
«Потому что я дурачина»,– думает Ййр, но вслух передаёт другими словами:
–Потому… не хотел, чтоб на правду вышло. Рона-то я прибрал всего… кроме челюсти.
–Ици-Молния вырвала,– вставляет словечко Савря.– Ки её внуч. Сказал, Ици не знала, живой или мёртвый ронфинчь. И вырвала.
Ййр взглядывает на Ришку – не вырвет ли её саму при таких известиях. Но по виду не скажешь. Как будто ей даже полегчало чутка.
–Так это Ици убила Финча? Его убила страфиль?
Шальные горхаты.
–Не,– говорит Ййр.– Я.
Орк кладёт руки на стол перед собой и рассматривает: суставы, костяшки, короткие ногти без каёмки, отверделая от работы кожа вокруг ладонных ямок, а с тыльной стороны – тёмные жилки.
–Хорошо, ладно,– произносит Риша и кивает самой себе.– Так значит, это был очень… трагический… несчастный случай? Ведь ты не хотел его убивать.
«Ещё какой несчастный»,– думает Ййр. Но не ответить правды под этими двумя взглядами – слишком лютое бесчестье, чтобы потом продолжать дышать.
–Не хотел бы, так не убил бы,– говорит Ййр, обращаясь к своим рукам и к Рональдовой челюсти.
Ох, верно говорили старые орки: «Разокумолчишь – сотня врак потом за горло возьмут». Ййр раньше не понимал. Теперь понял.
Снова тихо. Только и слыхать, как Ришка осторожно дышит носом.
–Ронфинчь был враг,– говорит Савря. Ришка так и хватается за её слова.
–Йир! Финч… он сделал что-то плохое?
–Не сделал,– сглатывает сухим горлом.– И не был он мне врагом. Не был. Не знаю.
–Нужно подумать,– Риша встаёт, не шатнувшись. Рассовывает по карманам пару яблок.– Пойду навещу коз.
Глава 32
Замерла живая сила, будто тысячелетнее колдовство дотянулось до Ййра, превратило мясо – в сухую голую землю, и кровь – в чёрную густую грязь, а самые мысли – в колотые холодные камни. Катаются камни в голове – острые сколы, бестолковая тягота.
Вот так и заканчивается она – третья жизнь, Ибрагимов щедрый подарок.
Может, Ришка уже оттащила лодчонку из сараюхи на воду, спорит с заливом, поспешает к людям на большом берегу. Нынче море перенесёт её без всякой обиды, в этом Ййр уверен. И чиненая лодочка покорится девчуриной воле даже при невеликом мореходном умении, Ришке не будет вреда. Хоть что-то хорошее…
Может, дом поджечь.
Только сперва вынести подальше Ришины вещи и стопку пёстрых от буковок листов. А вот генератор с водогреем новые – они тоже Ришкины?..
Нет, дом-то не виноват ни в чём, глупая мысль, бедовая напрочь.
Савря тянет за край футболки двумя пальцами, легонько бодает головой в бок, заглядывает в лицо.
–Земля…
Не выстоять тысячелетней ворожбе против ясного опалового взора.
–Идём-ка, воды тебе наведём в корыте,– говорит Ййр, немного очнувшись.– А то всё гнездо требухой пропахнет, разве это дело. И расскажешь, как сдюжила барсука-то взять.
Нет, Савря теперь не пропадёт.
И к девичьей ватажке накануне осени явится уже исправной охотницей, а не маленькой подбиралой. Здесь жалеть не о чем.
Квадраты закатного света сквозь кухонные окна ползут уже к самому потолку. Основательно просушась возле тёплой плиты, доложив о барсуке и передав Ййру что у четверых парней денёчек был славный – особенно у рыжего Ки, который угостился жирным мясом – страфиль устраивается отдыхать.
–Риша долго ходит,– замечает Савря сонным голосом.– Восемь раз туда-обратно не пришла…
–Я пригляжу, спи,– отзывается Ййр.
Ей хочется ещё выспросить поподробнее об убитом Землёй враге, потому что из скупых Ййровых объяснений трудно было что-нибудь понять, но если бы Чистая Смерть хотела теперь говорить об этом случае, то и рассказала бы сразу. Поэтому лучше пока придержать свой расспрос. Савря и так уже догадалась, что дело было смутное; наверное, для верных слов требуется большое время, а наскоро тут ничего не получается. Хотя уж ей-то можно было и поведать, как всё было, на звучном и ясном страфильем наречии…
Ужин неготовлен впервые за долгое множество дней, но орк подкрепляется пустым чаем. К челюсти больше не прикасается. Упокоить её в море, перекалить в огне, зарыть под землю, да хоть в нужник выкинуть – какая теперь разница. Пусть прямо тут лежит, ухмыляется. Её костяная месть, её победа.
Ещё можно было бы за себя подраться, побегать, оставить остров и море, а толку-то? Какая бы ни была хлюзда, а вот на правду и вывела.
Густой подступивший сумрак всё же светел для орочьих бледных глаз. Ййр глядит на уснувшую Саврю. Потом моет за собой кружку, ставит кверху донышком на решетчатую полку – сушиться. Надевает, не застёгивая, рубашку – это её Савря продрала прямо на бугайчике Кнабере, ещё когда у ней когтишки-то были почти вдвое меньше теперешних. Орк натаскивает яркую шапочку. Присев на край царь-койки, поправляет обмотку. И выходит вон, придержав за собой пружинную дверь кухни.
