В первые три дня Рине со всей возможной учтивостью показали тщательно отобранные участки здешней повседневной реальности. Лабораторное оборудование, конечно, не может не впечатлять. Как и бесценные, специально разработанные инкубаторы – все пустые, но в полной готовности, если в этом году удастся дождаться нескольких живых яиц. Потрясающие защитные костюмы для необходимой работы под куполами, похожие на старинные глухие латы. Особый пернатый костюм для начального выкармливания. Внушительная кухня для приготовления кормов. И весьма недурной кафетерий для сотрудников.
Существ, которые живут и умирают под сетчатыми куполами, Рине так и не удаётся рассмотреть толком, но девушке кажется, что они невелики по сравнению со взрослыми летунами и летуньями Страфилева края. Ещё они явно гораздо охотнее карабкаются, чем расправляют крылья – залезают иногда под самый верх, на страшную высоту, молчаливые, сосредоточенные. Один раз под малым куполом, где сейчас содержатся четверо взрослых самцов, подымается пронзительный галдёж – но Рину, разумеется, никто не допускает узнать, что же там стряслось.
В конце концов, Арина Стахова приехала сюда всего лишь завести знакомства на будущее, а не вмешиваться и не лезть, куда её не просят.
* * *
Элис Вестмакотт оказывается примечательной личностью. Ровно вдвое старше Рины и вдесятеро красивее, она кажется сошедшей со старинного полотна. Правда, прекрасные женщины на старинных полотнах если и бывали обременены одеждой, то уж точно не такой: свободные джинсы и рубашка с карманами выглядят скорее атрибутами простого механика или работяги. На Рину госпожа Вестмакотт, доктор наук, поглядывает с любопытством, но первое время держится отстранённо, а среди коллег всё больше помалкивает. И Арина про себя задаётся вопросом: насколько сильно прошедшие шесть лет могли обкатать характер и манеры той вспыльчивой и крутой Элис, которую она успела узнать из немногословных рассказов Ййра?
Лишь под вечер третьего дня, когда большая часть сотрудников покидает главный корпус, Элис подходит к гостье. В руках у Элис книга; обложка небрежно обёрнута коричневой плотной бумагой. Госпожа Вестмакотт одаривает Рину сдержанной улыбкой. Рассеянно оглянувшись по сторонам, отгибает краешек коричневой обёртки.
За мгновение до этого Рина уже знает, что увидит – собственный «Страфилев край».
–Чёрт побери, когда-то это были МОИ голубые тапки,– признаётся Элис с сухим смешком.
–Я надеюсь, вы не против, что Савря с ними поиграла,– говорит Арина ровно-доброжелательным голосом.
Элис в ответ делает какой-то странный жест – будто хотела махнуть рукой: мол, пустяки!– но в последний момент решила, что это было бы чересчур экспрессивно.
–По пятницам,– сообщает Элис,– я обычно ужинаю после работы в кафе «У Джо». Это недалеко. Там подают жареную картошку и рыбу в пивном кляре. А ещё там можно посидеть и поболтать, если есть о чём.
Что ж, сегодня как раз пятница.
–Я давно хотела с вами поговорить,– отчего-то Рина начинает говорить тише обычного.– Знаете, Ййр о вас рассказывал.
* * *
–Мне довелось лично знать вашего деда. Правда, совсем недолго. Я тогда приехала на Дикий впервые, только на пробный срок…
Без лишней спешки отдав должное картошке и рыбе, можно приняться и за беседу. Бокал тёмного крепкого пива перед госпожой Вестмакотт уже наполовину пуст, но говорит она так, словно загодя каждую фразу взвесила.
–Знаете, сперва мне казалась забавной его эта его манера… ваш дедушка, стоило ему только заметить какую-нибудь страфиль, каждый раз здоровался. И знаете, они на него не шипели. Они слушали. Иногда, бывало, и курлыкнут – безо всякой враждебности – прежде, чем улететь.
–Дедушка всегда верил, что страфили разумны. И он был прав,– замечает Рина.
Элис, кажется, никак не реагирует на это заявление.
–Там, конечно, случалось разное… Некоторые инциденты моё нынешнее начальство расценило бы не иначе как позорную халатность и полное пренебрежение к безопасности. Иногда мне казалось, что только чудом никто из сотрудников ещё не погиб и не был искалечен, но почти всегда дело обходилось малой кровью.– Элис делает неторопливый глоток из своего бокала, прежде чем продолжить.– Но не мне одной приходило на ум, что Ибрагимовы страфили не очень-то горят желанием причинять нам вред. Как большинство диких созданий, они просто предпочитали, чтобы их оставили в покое… За всё время моей работы на Диком я имела удовольствие наблюдать только одну действительно агрессивную особь.
–Двадцать шестая, белохвостая,– произносит Рина.– Вы назвали её Елизаверой.
На долю секунды Элис приподнимает бровь – может быть, не ожидала, что Рина настолько хорошо осведомлена?
–Старушка Елизавера,– Элис с улыбкой покачивает головой.– Только она одна казалась злобной по-настоящему. Вы, наверное, в курсе, откуда у Ййра на голове рубцы?
Рина кивает.
–Однажды она едва не добралась до самого Ибрагима. Я это видела и до сих пор готова присягнуть: когти Двадцать шестой щёлкнули в полупяди от его лица. Это произошло внезапно. В одно мгновение. Знаете, что тогда сделал ваш дед?
Рина впервые слышит эту историю. И хотя она прекрасно знает, что ведь дедушка остался цел и невредим, сердце у неё пускается вскачь и суставы на секунду делаются совсем ватные.
–Чёрт меня дери, он даже не отпрянул. Елизавера едва не содрала ему лицо с черепа, а Ибрагим только приподнял руки и сказал: «Добрый день, госпожа летунья. Вижу, вы очень сердитесь»…– Элис очень похоже воспроизводит дедушкин росский акцент, у Арины даже мурашки бегут по рукам.
–Елизавера уселась повыше, в древесную развилку, а господин Стахов, не сходя с места, несколько минут нёс всякую околесицу – таким приятным светским тоном, немного нараспев. И она слушала. У меня просто ноги приросли к месту, это не метафора. Позже Ибрагим только сказал, что эта «госпожа летунья» и не думала по-настоящему нападать, а только пугала, потому что сама была испугана и ждала от нас беды. Он сказал: «И она в своём праве. Как и её родичи. Не удивляйтесь её злобе – лучше удивляйтесь мудрому терпению всех прочих крылатых на этом острове…» Если откровенно, тогда я думала, что ваш дед немного…
–Чокнутый,– подсказывает Рина, усмехнувшись.
Элис опускает ресницы, но через малое время взгляд её снова ясен и прям.
–После двух с половиной лет здесь, в Вальде, я начала больше верить его словам.
–Почему?
Элис вздыхает глубоко, сжав губы, и в этом вздохе Рине чудится не печаль, но раскалённая нутряная ярость.
–Потому что это,– лёгкий кивок, предположительно в сторону знаменитых куполов института,– это уже не страфили.
* * *
Никакого пения. Только скрежет или истошный крик.
Молодые самцы во время сезонного буйства гормонов пытаются убивать друг друга – стоит замешкаться, и это им удаётся.
