–А?
–Не подхожу тебе, говорю… типа… в пару.
–А.– Уши по-прежнему торчком, будто ждёт, чего она ему дальше скажет.
Тупая пауза всё тянется, Ёна откручивает крышечку с пузатой армейской фляги. На «плече» у фляги вмятина, бок исцарапан.
Отпивает кипрейного чаю, протягивает флягу Пенни, и та отпивает тоже, потому что в горле сухо и хочется пить.
–Грустно,– выговаривает Ёна почти нормальным голосом.– Ну, что ж поделаешь. Я и подумал, что Крыло тебе больше меня приглянулся…
Пенни фыркает, чай аж брызгает наружу, попав в нос – Ёна едва успевает закрыться ладонью.
–Ты ошалел?!! Какой ещё на хрен Крыло?!! Это ты мне больше Крыла нравиш…– Пенелопа трёт рукой под носом.– Я вообще никому не подхожу, понятно?! Я даже не целый орк!!!
–Дык… Вроде как Хильда с Ковалем вообще люди, человеческие,– замечает Ёна беспомощно.
Ну да. Они-то, конечно, нормальные люди, но это же совсем другое.
–Резак… давай хоть в бережку присядем, ну. Дух переведём. Попьёшь как следует.
И то верно. А то на ногах мяться, да после всего пути впробежку – совсем тупо получается.
Ёна никаких объяснений и не требует.
Сидит тихий, такой неподвижный, что на колено ему присаживается на минутку поздняя зелёная стрекоза. Когда стрекоза улетает, костлявый и не провожает её взглядом – так и продолжает рассматривать собственное колено, словно только сегодня его впервые увидел. И тогда Пенни начинает говорить.
* * *
–Меня ведь кроили. Резали. Четыре раза. Не морду, а… ну, понимаешь. Там и от рождения не то чтобы по-орчански было, но всё-таки… а теперь-то и вовсе. Я же типа и вправду порченная.
Вот этого ещё не хватало: дрогнул голос, затряслись губы от злости и саможалости.
–Ох, ё… Прям по живородным снастям резали?
–Угу.
Ёна вздыхает сквозь зубы.
–Пришлось тебе натерпеться… Болит?
–Не… Зажило-то быстро. Хотя сперва болело как с-сволочь.
–Ещё бы не болеть. Руки бы им самим отрезать, умельцам-то, да ещё что-нибудь.
«Так они ж не знали. Они ж хотели как лучше»,– думает Резак, но потом произносит с каким-то мрачным удовольствием:
–Точно.
–У нас в Каменном Клыке один матёрый был. Так его смолоду вроде сильно ранило, под шишкарь аккурат. Чуть не помер тогда. А по времени ничего, расходился, с хаану снюхался. Жарко жили. Конечно, собачились иногда – заслушаешься… да это у всех бывает. А что ты, Резак, не совсем целиком до нас добравшись, так это же сразу нюхом ясно было. Это я сразу привык.
Вот это, блин, новости.
Межняк даже не знает, больше бесит такой поворот или больше радует, но…
–И в твоей безлунной сказке, там был ведь ещё тот кроли-чек ласковый… Значит, верно я чую, что жара-то в тебе полно. Небось я и сам не мёрзлый! А что туплю часто – так ведь ты не простой межняк, где ж тут разгадаешь – в волне морского змея след. Давай так: я пока спальник свой со Ржавкиным обратно местами поменяю, а ты…
Нет, ну эту ахинею уже и вытерпеть невозможно!
Разве так он должен говорить?!
Разве Ёна по ней не сохнет столько времени, что ни с кем больше обниматься не хочет?!!
Разве его вчера чары какие-то там проклятые не пнули, наравне с Ковалем?!
«Я жить без тебя не могу!» «Я без тебя сдохну!» – вот что он должен сказать, или вообще молчком сцапать и кусать, сцапать и кусать!!!
Спальник переложить собрался?! А как мне без тебя ушатываться, на месте ёрзать – сна ни в одном глазу, ты спросил?!
Заткнись!
Щас!
Щас я тебе точно врежу!
Резак очень быстро, не успев опомниться, обеими руками берёт костлявого за лицо, тянет к себе, целует свирепо.
–Ай.
–Полегче, Резак, у меня ж клыки…
* * *
Да.
Этот вариант явно лучше, чем врезать.
Украшения
Светлый браслет поблёскивает на запястье.
Сколько же дней понадобилось прожить насквозь, чтобы осмелиться и примерить – а теперь и снимать не хочется.
Пусть и не взаправду, пускай это будет просто такая новая игра: будто сияние чар волшебного Нима, слабый отсвет его берущей за нутро нелюдской красоты, вместе с дарёным украшением перешло и на саму Пенни, хоть немножечко!
Межняк-осьмушка терпеливо сидит, наклонив голову, пока Ржавка невторопях забривает ей затылок; Ржавкины руки не касаются оголившейся под лезвием кожи.
–Опа, лишечка срезалась, сейчас, с другой стороны подровняю…
–Ты давай-ка там не увлекайся, я же типа под Змеелова просила, а не под Крыла!
–Ладно, ладно…
* * *
Что ж, недавно Пенелопе удалось-таки поднять из травы небольшого ужика, аккурат по Ржавкиной науке, и гадина не только не попыталась её цапнуть, но даже не обшипела и не обвоняла – а вонять-то ужи все мастера, не хуже хорьков. Ржавка умеет и ядовитую гадюку поднять ласково, плавно – за середину тела, а не за голову, и это здорово смахивает на колдовство, хотя на самом деле фокус тут всего лишь в особенном навыке. Про себя Пенни почти верит: змеи настолько удивляются Ржавкиному нахальству, что считают происходящее всего лишь странным сном, и потому не кусаются.
Впрочем, хватать гадюк руками Пенни-Резак не собирается в любом случае, благо Ржавка – пусть с некоторым сомнением – утверждает, что для правдашнего змееловства и вёртких ужей может быть вполне достаточно.
В некоторых орчьих кланах прежних времён, оказывается, сызмала обучали какому-нибудь совершенно бесполезному, а то и опасному умению, которым вроде как следовало гордиться.
Вот как, к примеру, Ржавкина ловля змей: гадину полагается просто подержать некоторое время в руках, а налюбовавшись – отпустить с миром. Практического толка от этого ноль – «Когда змейку берёшь, ты главное не хоти её съесть»,– объясняет ррхи.
Впрочем, вскоре Пенни понимает: для такой забавы требуется и отвага, и удаль, и плавная, лёгкая повадка, и способность целиком сосредоточиться на деле, и – ох, трудненько подобрать верные слова, но нэннэчи Магда Ларссон сказала бы, наверное, так: безмятежное хладнокровие. Очень уж заковыристо звучит, а как иначе это опишешь? Запросто изловить голой рукой змею, даже и ядовитую, так, будто кусок садового шланга с земли берёшь – но при этом очень хорошо понимая, что никакой это не шланг, а чертовски опасное существо. И в случае, если оно окажется не в настроении, добавляем к списку необходимых талантов ещё и быстроту реакции…
Не зря, наверное, Змееловы даже среди прочих орков славились как опасные ребятки, которых гораздо лучше числить союзниками, чем врагами. А, ну и звание неудержимых выпендрёжников – сюда же.
