Итак, Махеш Капур проиграл по личным причинам и из-за чрезвычайных обстоятельств в семье и в избирательном округе, где кандидатура его соперника была выдвинута человеком, пользующимся всеобщим уважением. Все это вряд ли будет способствовать популярности Махеша Капура после выборов, думал профессор Мишра. Он будет выделяться в партии Конгресс как неудачник на фоне победителей. А в политике сочувствие проигравшим ничего не стоит. Так что профессор от всей души надеялся, что с Махешем Капуром как влиятельной фигурой будет покончено, а его сын, выскочка и поклонник Джойса, не дающий Мишре покоя, поймет наконец, что на факультете у него не больше перспектив, чем у его братца в приличном обществе.
И все же профессор Мишра немного побаивался, как бы что-нибудь не нарушило его планов. В классификационную комиссию входили пять человек: он сам (как заведующий кафедрой), проректор университета (возглавлявший комиссию), выбранный проректором ученый (на этот раз заслуженный, но кроткий профессор истории, ушедший на пенсию) и два специалиста со стороны из списка, утвержденного ученым советом. Мишра сам выбрал два имени после тщательного изучения списка, и проректор одобрил их, не глядя. «Вы знаете, что делаете»,– сказал он профессору. Их интересы совпадали.
Двумя приглашенными специалистами, прибывавшими в Брахмпур с разных сторон, были профессор Джайкумар и доктор Ила Чаттопадхьяй. Профессор жил в Мадрасе, специализировался по Шелли и, в отличие от страстного и беспокойного поэта-бунтаря, обладал мягкими манерами и твердо верил в незыблемость мироздания, а также не видел каких-либо внутрикорпоративных разногласий. В тот день, когда у Прана случился приступ во время лекции, Мишра как раз знакомил профессора Джайкумара со своей кафедрой.
С доктором Илой Чаттопадхьяй не должно было возникнуть никаких проблем, в свое время она была обязана профессору Мишре должностью доцента. Он был членом комиссии, когда этот вопрос решался несколько лет назад, и затем при всяком удобном случае напоминал ей, что сыграл в ее избрании большую роль. Он усердно превозносил ее работу о Донне елейным тоном и был уверен, что она не будет ставить ему палки в колеса. Когда она прибыла в Брахмпур, Мишра встретил ее на вокзале и сопроводил в университетскую гостиницу.
По пути он старался направить разговор на работу завтрашней комиссии, но Ила Чаттопадхьяй разочаровала его, отказавшись обсуждать кандидатуры заранее.
–Давайте сперва все-таки с ними побеседуем,– сказала она.
–Конечно, конечно, дорогая леди, я целиком «за». Но я полагал, вы захотите узнать кое-какие детали заранее, ознакомиться, так сказать, с контекстом… Ага, вот мы и прибыли.
–Я ужасно устала,– сказала доктор Ила Чаттопадхьяй.– Какая кошмарная дыра!– добавила она, озираясь.
Казалось бы, человеку, привыкшему бывать в подобных местах, номер не должен был показаться таким уж кошмарным, но профессор Мишра был вынужден согласиться – да, мол, выглядит действительно удручающе. Университетская гостиница представляла собой ряд полутемных комнат, выходящих в общий коридор. Пол вместо ковров устилали циновки из волокон кокосовой пальмы; столики были такими низкими, что на них невозможно было писать. В номере стояли кровать и два стула, имелось несколько неисправных ламп и умывальник с краном, щедро изливавшим воду, когда его закрывали, и подававшим ее гораздо более скупо при открытии. Зато – очевидно, в виде компенсации за неудобства – вся комната была в пыльных кружевах: они занавешивали окна, накрывали абажуры и свисали со спинок стульев.
–Мы с госпожой Мишрой были бы счастливы, если бы вы пришли к нам на обед,– пробормотал профессор.– Здешние обеды можно назвать в лучшем случае более или менее приемлемыми.
–Я уже ела,– ответила Ила Чаттопадхьяй, энергично мотая головой.– А сейчас я действительно слишком измочалена для этого. Я немедленно приму аспирин и завалюсь в постель. А на эту вашу несчастную комиссию я завтра приду, не беспокойтесь.
Профессор Мишра ретировался, слегка встревоженный странным поведением доктора Илы Чаттопадхьяй.
Если бы он не боялся, что его жест неправильно поймут, он пригласил бы ее остановиться у него дома. В отношении профессора Джайкумара у Мишры подобных опасений не возникало, и его он пригласил.
–Йето йисключительно любезно с вашей стороны,– отвечал профессор Джайкумар.
Профессор Мишра слегка вздрогнул, как с ним обычно случалось при разговоре с Джайкумаром, так как последний зачастую вставлял в слова звук «й». Признак йисключительной бессистемности мышления, полагал Мишра.
–Ничего особенного, ничего особенного,– отвечал Мишра слащавым тоном.– Вы – гарантия стабильности нашей кафедры в будущем, и самое меньшее, что мы можем для вас сделать,– это оказать вам гостеприимство.
–Да-да, добро пожаловать,– поспешно и робко присоединилась к мужу госпожа Мишра, сложив руки в намасте.
–Вы, я уверен, уже ознакомились с заявлениями кандидатов и тому подобным,– оживленно произнес профессор Мишра.
–Ну да, йестественно,– ответил профессор Джайкумар чуть удивленно.
–Я хотел бы, если только вы не против, изложить пару соображений, которые облегчат всем нам завтрашнюю задачу…– произнес Мишра.– Чтобы дать вам, так сказать, общее представление и избавить от сомнений и лишних затрат времени. Вы ведь, как я понимаю, завтра же уезжаете семичасовым поездом.
Профессор Джайкумар промолчал. Стремление ответить учтивостью на учтивость боролось в нем с нежеланием поступаться принципами. Мишра решил, что молчание – знак согласия, и продолжил свою речь. Профессор Джайкумар кивал время от времени, но по-прежнему ничего не говорил.
–Итак?..– произнес профессор Мишра в заключение.
–Большое спасибо. Благодарю вас. Все это действительно облегчает задачу. Теперь йя просвещен и предупрежден. Да, йето было очень полезно,– ответил Джайкумар уклончиво и добавил:– А теперь йя должен исполнить обряд.
–Конечно, конечно,– согласился Мишра, удивляясь внезапно нахлынувшему на профессора Джайкумара приступу набожности и надеясь, что имеется в виду не обряд очищения.
18.9
Незадолго до одиннадцати часов на следующее утро члены квалификационной комиссии собрались в кабинете проректора, облицованном темными панелями и оборудованном всем необходимым. Заведующий канцелярией университета тоже присутствовал, хотя и не входил в состав комиссии. Кандидаты на звание доцента ожидали своей очереди в приемной.
Когда все выпили чая с печеньем и орешками кешью и поболтали на посторонние темы, проректор взглянул на часы и кивнул заведующему канцелярией. Был вызван первый кандидат.
Профессор Мишра был не вполне удовлетворен развитием событий. Доктор Ила Чаттопадхьяй пребывала в том же некоммуникабельном настроении, что и накануне, но еще больше его беспокоило то, что он до сих пор не знал точно, как решился вопрос с кандидатурой Махеша Капура. По какой-то причине подсчет голосов не был закончен накануне к вечерней радиопередаче новостей, и имя победителя названо не было. Больше ничего профессор Мишра об этом не знал и не смог связаться со своим информатором. Дома он предупредил, чтобы ему позвонили, как только станет известно что-нибудь новое, и в случае необходимости все записали и переправили ему в конверте. В этом не было бы ничего из ряда вон выходящего. Проректор как очень занятой человек старался, чтобы все это видели, и гордился этим, а потому всегда прерывал заседания комиссии, отвлекаясь на телефонные разговоры и подписание писем, которые ему приносили.
