—Ну, это неотмоего винца, звезды сегодня иправда яркие. Кстати, про небо, посмотрим вокна, Антон Александрович?
—Давайте. Заодно температуру узнаем.
Минус сорок градусов. Минус сорок мать его градусов. Вавгусте, всредней полосе России. Наокна, украшенные рисунками инея, холодно даже смотреть.
Очистили кусок. Внебе северное сияние. Бледно-оранжевое. Оно жевроде зеленоватое должно быть? Звезды такие яркие, что видны даже через вулканическую дымку исеверное сияние.
—Смертельная красота,— пробормотал Август.
Лагерь беженцев имени Фрунзе. Внутренняя деревня. Сейчас минус был даже внутри цеха, но, конечно, нетакой лютый как «наулице». Надо ипопомещениям градусники повесить, чтобы знать, что икак. Изавести журнал наблюдений, сдатами итемпературами. Вроде судового.
Прошёлся, проверил всех. Август встал, покачиваясь, глаза мутные.
—Посплю. Знаете, Антон. Где-то должен быть усатый подполковник МЧС сусталым лицом, который налаживает радиосвязь икоординирует лихие отряды военных, спасателей, полицейских, росгвардии итак далее. Позаконам военного времени расстреливает мародёров, убийц, насильников ибандитов. Где работают дизеля идрожит тусклый свет ламп, рисуются схемы раскопок, где вбомбоубежищах варят невкусную кашу иплаксиво спят спасенные дети. Где седые профессора, спасенные вместе скнигами изаписями неспят, тихонько спорят опричинах иследствиях. Где суровая советская инфраструктура городов, бомбоубежища, тайные склады, система гражданской обороны, госрезерва, она же«Закрома Родины», которая сама посебе способна прокормить выжившие проценты десятилетиями. Наш суровый северный государственный порядок способен быстро среагировать наледниковый период, отопить, прочистить часть дорог, спасти людей, ещё иостаться уруля.
—Где-то есть. Примите то, что видите своими глазами как данность. Спокойной ночи.
Уменя своя армейская палатка, там сейчас живет Лиза ивременно— доктор Марина. Все жилища плотно зашнурованы. Внутри теплее.
Задал дров вкостер, заложил в«капиталиста». Люди усердно работали, устали. Влагере неспал только я.
После некоторых раздумий сложил наощупь костер назапасной костровой площадке, чтобы хоть немного дополнительно согреть цех. Небольшие щели вгигантских окнах недавали нам «угореть», тоесть наполниться помещению угарным газом итихо-мирно помереть. Ноиз-за них холоднее. Запоздало подумал, что можно завести грузовик. Выхлоп выведен гибкой трубой наулицу уже впервые дни, зато двигатель будет греть помещение. Насколько онсогреет? Вообще своё тепло онотводит через радиатор, тоесть, посути, будет греть цех. Сдругой стороны, солярка— дефицит. Оставлю это накрайний случай.
Возле костра алюминиевая кружка, надонышке замерзший чай. Мда.
Подбросил дров, пусть горит ярко. Время— половина четвертого. Поидее давно пора разбудить Аяза дежурить, норешил его нетрогать. Пусть отдыхает. Даинеспится мне. Сидел. Много думал.
Перебирал смутные картинки своей жизни. Как ожерелье. Когда мир переживает глобальные изменения, самое трудное ихпринять. Сказать себе, что отныне правила игры таковы.
Ячувствовал себя как человек, который собирается вдальнюю дорогу иаккуратно складывает свой багаж. Нести его придется «нагорбу», так что всё лишнее безжалостно забывалось, оставлялось, выбрасывалось.
Мой прошлый брак? Его нет. ИМанды Александровны этой нет. Подростковые обиды? Отбрасываем. Где все тенапыщенные люди, что тыкали вменя пухленькими холёными пальчиками, когда говорили, как они лучше иумнее меня, слащаво улыбались, разъясняя вчем конкретно янеправ. Где все эти Елены Ивановны, эти Сергеи Семеновичи, или Яны Анисимовичи? Где Виктор Владимирович, влепивший мне трояк наэкзамене при ответе «напять», просто потому что яему ненравился? Где Татьяна Федоровна? Где увольнявший меня Геннадий Вячеславович? Подох? Отличные новости! Где подставивший меня наденьги Дима изМосквы, где нападавшие наменя сверстники? Где бившие меня толпой вобщаге? Где подлая Нина Михайловна, комендант, которая приворовывала продукты устудентов, измывалась, оскорбляла, вымогала взятки, выгоняла наулицу, иянебыл исключением изеётеррора? Где, вывсе, бледная толпа ничтожных призраков-гандонов? Очнитесь, вымертвы. Скопытились. Замерзли насмерть. Никто непридет наваши похороны, ихпросто небудет. Выбезвестно иничтожно сдохли. Никто несказал напоследок плохого слова, равно как ихорошего. Ваше место— Большое Ничего. Навсегда. Аривидерчи, будьте выпрокляты изабыты навек, вмоем сердце нет больше места даже для презрения квам.
Завтра будет новый день, ивнём будет адски холодно. В«завтра» нет ипотеки, нет жилищного вопроса, нет поиска работы поспециальности, нет просрочек покредитам, коллекторов, нет должников идолгов, нет телефонных мошенников, налоговых деклараций, нет гаишников, штрафов изапретов, бесконечных правил иформ отчетности. Взавтра нет политиков, нет санкций, запретов игромких заявлений, нет новостей про международные дрязги икризисы. Нет свинцового пресса ответственности ибезнадежности. Жизнь стала острой как клинок ипростой как вкаменном веке. Мир убивает тебя, тыстараешься неумереть. Вот ивсё. Остальное отброшено всторону, где снег неизбежности хоронит этот бессмысленный мусор.
Новым утром взойдет Черное Солнце Мёртвых.
Предельная минусовая температура заночь— минус сорок девять градусов ледяного ада постарине Цельсию.
Впять часов, когда стало уже немного светло, комне ккостру пришёл ежик. Натуральный, сбеспокойным носом ииголками. Требовательно потоптался вокруг, залез впустую кружку. Явстал, отыскал взакромах грузовика сливки, налил вкакую-то баночку. Ежи неедят яблок, это заблуждение, зато доодури любят молочные продукты. Откуда ежвцеху? Впрочем, яженеспрашиваю откуда взялись мыши ипугливые кошки. Ежвообще простой как три рубля, наруки неидет, ноилюдей нестесняется. Жрёт, морда млекопитающая.
Светает. Утром пришла бодрость иобманчивое желание идти врейд. Температура «забортом» повысилась доминус двадцати восьми. Это всё ещё чертовски много.
Кинул дров, поворошил, поприветствовал проснувшегося Аяза. Побрёл спать. Моя палатка была зашнурована, кое-как проник. Доктор Марина спала вобнимку сЛизой. Привалился скраю, укрылся запасными одеялами ипочти мгновенно уснул, хотя был уверен, что несмогу сомкнуть глаз.
* * *
День двенадцатый. Упорные минус двадцать пять. Сегодня снова повалил снег, мырешились нарейд. Поставили тщательно утеплённого дежурного. Может, проверим тот продуктовый, вкоторый заходил сЛизой бесконечно давно— десять дней назад.
Договорились, что командовать отрядом буду я, Аяз заместитель. Заэто время товарищ татарин пристрелял одну изстарых винтовок Мосина. Взапасах копателей была неплохая китайская оптика нанеё. Говорят, купили, норуки недоходили поставить. Чего только непродают на«али». Вернее, продавали. Сказал, что оружие отменное, ещё сто лет прослужит, запас прочности как раз наслучай конца света идостойная точность.
Экипировались, пошли. Денис сосвоей катаной, зачто Кабыр его обозвал «Сёгуном» иэто прилипло. Иваныч при подсобничестве гномов-копателей изодной изтрофейных катан смастерил для Аяза кривой меч, который они, смеясь, обозвали «шабалой». Ну, имвиднее. Кабыр при копье, якак дурной викинг. Холодное оружие нужно исоответствует ледниковому периоду.
