Схожу сквадроцикла. Холодно как. Осоловело смотрю напулемёт, рюкзак, какие-то вещи. Постояв несколько минут, принялся собираться, осмотрелся ещё раз. Так, дерево. Иду кнему, опираясь натопор, одновременно разминая конечности.
Обхожу. Никакого дупла или иной складки ствола. Собратной стороны дерева почти занесенная ржавая кабина откомбайна «нива». Надо думать, поставили наполчасика, пока меняли нановую, скоро увезём. Стех пор прошло лет сорок, вжелезках ночевал барсук, сплела гнездо птица, втеньке кроны икабины отдыхали отзноя вовремя уборочной ипосевной механизаторы спрочими удалыми колхозники.
Вздыхаю. Лопаты нет, рублю топором громадную нишу врайоне задней части кабины. Работа спорится, снег отбивается крупными кусками. Дохожу докакого-то изгиба корпуса. Достаточно светло, видно, что красная краска современем поблекла, нонеотвалилась. Прикидываю ширину, глубину. Пойдет.
Подкатываю туда квадроцикл, укутываю вдубленку бесценный пулемёт. Вкармане что-то есть. Золотые часы нацепочке, притороченные квнутреннему карману. «Фишбейну Ивану Нахшоновичу, оттоварищей попартии». Сую обратно. Имя иотчество смутно знакомы. Неважно. Кпулемёту добавляются все новые иновые вещи. Строго говоря, отталкиваюсь отобратного, что возьму ссобой, переть женасвоем горбу.
Нож-хвостовик напояс, топор, пистолет вкарман, бинты, фляжка, АКСУ наспину, полупустой рюкзак, внем запасной магазин, кусок колбасы (трофей), зажигалка, старая газета врастопку, швейные принадлежности, расческа плоская, складной нож ProsKit, пачка обезболивающих, аспирина, непонятный антибиотик, активированный уголь, запасные носки. Ещё две пары, присев «вседло» надеваю, меняя старые. После некоторых сомнений вставляю врюкзак мертвый ноутбук, кидаю разбитый телефон. Может, оживут.
Трофейное барахло заворачиваю, хороню надне ниши, сверху ставлю квадроцикл, аккуратно закидываю кусками льда иснега.
После, назовём это так— расправы над доброй тётей, зная, что меня активно ищут сзапада, двинул наюго-восток. Авот проехал нетак много, как хотел, даещё ибез карты. Шайсе.
Пора вдорогу, старина, подъем пропет.
Вруках верный топор. Ну, что ж, наши древние предки выживали скуда более мрачными вводными. Сквозь легкую пелену снега, который нёс утренний ветер, сгоризонта мутно светило еле заметное пятно восходящего солнца. Выходит, там восток?
Используя топор как посох-опору, покрутился, вычислил направление юга, побрёл вперёд.
Шаг зашагом, дай Бог, незаблужусь вснегах.
Дерёт горло, кружится голова. Мой кварц всё ещё жив. Топор сомной.
* * *
Время девятнадцать часов двенадцать минут. Перед глазами всю плывет. Мороз уже некусает щёки, несковывает ноги. Яихвообще больше нечувствую.
Иду все медленнее, еле переставляя ноги.
Куда яиду? Кого обманываю? Без навигации просто бреду побесконечному ледяному полю. Иведь пока ехал натракторе (при воспоминании квоспаленному горлу подкатывает комок), видел, что тут восновном пустоши иполя.
Шёл весь день, пока неперестал чувствовать усталость иголод. Всё чувства притупились, страх разочарованно покинул меня. Пару раз останавливался пописать, кстати, мочи было удручающе мало.
Хотел выкинуть автомат иноутбук. Даивесь рюкзак. Оставил. Какая уже разница. Кого яобманываю, тут жедаже никого нет. Вкакой-то момент прилягу наснег иусну навсегда.
Доэтого янеспал всю ночь, пережил два боя, завалил кучу народу, потом бесконечно долго брёл поледяной пустыне. Белый ад. Теперь кажется, что это было бесконечно далеко идавно. Клим собака Калин упал инеотжался. Даикчерту, человек рождается водиночестве, умирает один. Или нет?
Кругом только вьюга, небольшая, ноуверенная. Имороз. Новый хозяин планеты Земля.
Ятак устал. Нет, правда, столько уже наногах? Без еды, без тепла, наверняка собморожениями из-за слабого отобезвоживания иголода кровотока.
Если быпопались волки, мог бывступить всхватку, убить кого-то, полакомится кровью. Или они моей, тут ужкак повезёт. Ноэто нетак больно, как каждый шаг, каждый вздох.
Извсех моих врагов вживых остался только ясам. Бороться нужно только ссамим собой.
Ноги подогнулись, насекунду ихпронзила боль.
Присел, сложив колени, лицом вперед, удерживаю равновесие топором. Удивительно, что яего ещё небросил. Уже идумать забыл. Что ятут делаю? Господи, как горло дерёт. Хочется кашлять, носил нет.
Глаза сами собой старались закрыться. Яведь несплю второй день. Если поспать всего пару часов, будут силы идти дальше. Так исделаю. Просто небольшой отдых. Печень сформирует изнищих жировых запасов гликоген, органы восстановятся, особенно мозг, очиститься кровь. Скоро будет темнеть, автемноте хорошо спать. Это полезно для здоровья.
Извяло парящего снега, всвете звезд, навстречу мне— шли двое. Явидел их. Почему-то снежинки незагораживали силуэты. Две фигуры. Помоложе, статный, влёгкой тёмно-зеленой офицерской форме, тохмурился, тоусмехался. Нагруди несколько медалей, чуть встороне два ордена. Одежда нешла кпогоде, ноэто ихмало волновало.
Второй вообще надвух костылях, которые упирались под мышки. Одна нога. Вкакой-то момент стало видно, что иэта нога— протез. Ног небыло вообще, ноонстарательно опирался надва костыля, переносил вперёд протез, опирался нанего, перешагивал вперед. Тоже был одет слишком легко для мороза. Нанем блестели ветеранские планки, означающие десятки наград. Потёртый знак «гвардия», старшинские знаки различия, напетлицах крошечные озорные танки.
Тёмный ночной сумрак.
Когда дошли, аэто заняло бесконечно много времени, тот, что накостылях, сердито иожидательно посмотрел навторого. Помоложе усмехнулся ипомог спуститься скостылей прямо вснег.
Вьюга кружила вокруг меня.
Глаза старшего оказались науровне моих. Попробовал отвернуться, из-за горящего вглазах гнева мне показалось, что онсейчас наотмашь ударит меня. Ноонаккуратно взял заплечо иповернул лицом кнему.
«Думаешь, мыпрошли отСталинграда доБерлина иКёнигсберга, чтобы тытут просто сдался?»— раскатисто пронеслись вмоей голове громогласные мысли.
Старший, все так жесмотря вглаза, полез комне вкарман. Там женичего нет. Нет?
Тем неменее, онизвлек оттуда плеер, распутал наушники, вставил флешку, заботливо пристроил мне вуши.
—Ястараюсь жить так, чтобы мне небыло стыдно перед вами, дедушка. Идедушка. Даже сейчас.— Прошептал яодними губами ипопытался встать. Ноги вновь прострелило болью, нояеёпроигнорировал, опираясь натопор. Сначала одна, потом вторая. Встал.
Они смотрели наменя вчетыре глаза. Молча исерьезно.
—Иди,— тихо произнесли они, нераскрывая ртов.
Кивнул. Ипошёл. Вночь. Скаждым шагом мне становилось легче, демоны снов итьмы отступали отменя.
Калечащими острыми звуками вбарабанные перепонки изплеера, изкабыровской флешки, летели слова песни:
