Сработало. Я вижу решение прежде, чем она произносит его. Я официально произвела впечатление безобидной.
—Номер десять,— говорит она.— Первый этаж справа по коридору. Вас проводить?
—Это было бы очень любезно…— я осеклась, нахмурившись.— На самом деле если подумать, лучше не надо. В прошлый раз, когда я месяц не виделась сДжеффом и появилась в его гостиничном номере, он встретил меня в дверях абсолютно голым. В тот же момент рядом была семья корейских туристов, пытавшаяся совладать со своим ключом от соседней комнаты,— было ужасно неловко.
Она краснеет и присоединяется к моему смеху.
—Тогда я помогу вам отнести чемодан.
—Лучше подождите некоторое время,— пробормотала я заговорщически.— Если он в настроении, то… я ведь не видела его целый месяц.
Мы обмениваемся понимающими улыбками, и, чувствуя, как сердце грозится сломать мне ребра и выскочить из груди, я поворачиваюсь к лифту.
—Выходи, Райан!— кричу я, стуча в дверь под номером восемь, исходя из того, что она находится по соседству с комнатой Джеффа. В этом отеле всего двенадцать номеров, и это к лучшему, так как все гости скоро проснутся, если он не откроет дверь.— Мать твоего ребенка хотела бы поговорить с тобой наедине, черт подери!
Краем глаза я вижу, как опускается ручка на двери номер десять, и в коридоре появляется знакомая фигура Джеффа. У него доброе лицо, которое, я уверена, помогает в работе, а если нет, то всегда остается тот факт, что размером и формой Джефф похож на массивный двухдверный холодильник.
—Эй, мисс, уходите отсюда. Отойдите, назад…
Он колеблется, заметив синяк на моей щеке и живот, но он профессионал, и ему удается схватить меня за запястья, не приближаясь к туловищу.
—Он его!— кричу я ему в лицо, как будто передо мной физиономия размером 400на 400пикселей всех диванных трусов-зубоскалов, которые смеялись надо мной в тот момент, когда полиция прижимала мое лицо к ковру в гостиной.— Это правда. Он его!
Сквозь слезы я вижу, как открываются двери лифта. Девушка-администратор с моим украденным чемоданом. Она застывает в шоке, увидев меня. Мой голос кажется безумным, характерным для сумасшедшей фанатки, и я понимаю, что выгляжу именно так, но вся ярость и унижение разрываются во мне, из груди вырываются судорожные рыдания, и я не в состоянии остановить их.
—Он его! Его, его, его, его!
—Уходите, мисс,— говорит Джефф терпеливо и невозмутимо, как гранитный утес.— Или мне придется позвонить в полицию, а никто не хочет…
—Джефф,— знакомый голос прерывает его.— Отпусти ее.
Я поворачиваюсь, снимаю очки и сердито вытираю слезы. Райан стоит в дверном проеме комнаты с другой стороны коридора. Он угрюмо смотрит на меня, завязывая пояс на своем роскошном белом халате.
—Ты не пришел,— говорю я надломленным голосом.
Он молча смотрит на меня. Когда он открывает рот, чтобы сказать, я кричу на него:
—ТЫ НЕ ПРИШЕЛ!
—Послушай,— говорит он.— Я знаю, ты расстроена, я понимаю, но, пожалуйста…
—ЯСЕН ХРЕН, я расстроена. Ты знаешь, что они сделали со мной?
—Я не знал, что они вызовут полицию,— отзывается он.— Я просто думал, что они…
Он умолк, но было слишком поздно. Я смотрю на него, а он смотрит на меня.
—Боже, ты знаешь, что они сделали со мной,— выдыхаю я.— Откуда тебе известно, Райан? Ты вел себя так, будто не знал, что я вышла в эфир в одиночку, но это неправда? Откуда? Ты смотрел?
Он не смотрит мне в глаза.
—Ты наблюдал, как меня разрывают в клочья?
Я почти набрасываюсь на него, но Джефф уже тут, рука размером с балку появляется передо мной. В его бульдожьих глазах застыл вопрос, который не дает ему дотронуться до меня.
—Райан, ты знаешь эту девушку?
Райан колеблется, и я понимаю, что самое худшее оказывается правдой. Менеджмент ничего ему не говорил. Менеджмент даже не знает обо мне. Он никогда не собирался рассказывать миру о нашем ребенке. Он даже не сообщил своему лучшему другу.
В меня будто врезается камень, разрушающий все на своем пути. Он не хочет нашего ребенка. И никогда не хотел.
—Да,— рычу я.— Знает. И я докажу это. Я достаю выключенный телефон и нажимаю на кнопку питания.
—Сообщение за сообщением, целая переписка демонстрирует, кто я для него.
Но в тот момент, когда мой телефон загружается, из него вырывается лавина звуковых оповещений, словно вопли стаи испуганных чаек. Семнадцать пропущенных звонков? Что за… Я отключила эту чертову штуку всего десять минут назад. Я просматриваю их, и они все от… Эви? И еще полдюжины смс, все одинаковые. Позвони мне. Срочно.
Я все еще смотрю на последнее из них, когда телефон начинает вибрировать. Это она.
—Кэт! Слава богу.
—Слушай, Эв, если ты хочешь позлорадствовать насчет того, что случилось прошлой ночью, это не…
—Нет! Послушай, Кэт!— она кричит в трубку. Громкий гудящий звук на том конце телефона то нарастает, то затихает, и она пытается перекричать его.— Я не знаю, где ты, но тебе срочно нужно вернуться. Я видела в новостях.
Только сейчас я улавливаю нотки паники в ее голосе, и шум на заднем плане внезапно становится отчетливым: крики, работающие двигатели, какой-то треск, и вдруг я узнаю гудящий звук — это сирены.
—Кэт, твой дом. Он…
Но больше я ничего не слышу, потому что уже изо всех сил пытаюсь бежать к лифту, перепрыгивая, спотыкаясь и переваливаясь с ноги на ногу, а охваченный паникой голос Эви неразборчиво жужжит в трубке, как пойманная в ловушку оса. Я разворачиваюсь только после того, как оказываюсь в лифте, и, тяжело дыша, наблюдаю за тем, как закрывающиеся двери скрывают за собой Райана, человека, который, я надеялась, станет моей семьей. Его виноватое, испуганное выражение стоит у меня перед глазами, когда я бросаюсь в холодную ночь, судорожно вскидывая руку вверх, чтобы поймать такси, которое отвезет меня к моей настоящей семье.
В Лондоне ночью слишком много сирен. Они нарастают и затихают в моих ушах, и каждая из них учащает пульс. Это та? Это мой дом? Или эта? Или эта? Или эта?
На самом деле я замечаю катастрофу в нашем маленьком домике до того, как слышу ее, когда мы проезжаем мимо станции метро и поворачиваем на Бродвей. Пламя пыльным оранжевым заревом светится на фоне облаков.
—Эви!— кричу я, вываливаясь из такси.— Что, что…— слабо начинаю, но затихаю и падаю прямо ей в руки, глядя через ее плечо на свой дом. Каждое окно — доменная печь, черная пасть, изрыгающая пламя, которое поднимается в ночное небо. Кажется невозможным, что кривые струи из шлангов пожарных машин когда-нибудь смогут пробить брешь в стене огня.
