—Как звали?
—Матильда,— шепелявит Мати, которая смеялась надо мной, когда мы ехали сюда. Ее я запомнила.
Закрываю глаза готовясь к неизбежному. В следующую секунду слышу удар и сдавленный стон. Похоже еще не все усвоили урок.
—Как меня зовут?— шипит Крессида.
—Настоятельница Крессида,— задыхаясь, говорит Мати. Я поворачиваюсь и вижу, что она, скроченная, сидит на холодном камне пола. Несмотря на то, что ничего хорошего она для меня не сделала, и даже напротив, мне жаль эту бестолковую девку. Стоило бы ей запомнить, какие тут правила.
—Встать, падшая!— командует Крессида и тянет крючковатой палкой ее за воротник робы.
—Простите, настоятельница Крессида,— шепелявит Матильда своим беззубым ртом.
—Тебе повезло,— говорит настоятельница,— ты страшная. Вряд ли приглянешься ему.
—Кому?— глупо спрашивает Мати и снова получает удар, на этот раз в лицо, отчего из носа ее начинает струиться тоненькая нитка крови.
—Еще раз!— шипит Крессида.
—Кому, настоятельница Крессида?
—Инквизитору, кому же еще. А вот наш ципленочек вполне может приглянуться.
Она бросает взгляд своих проницательных старых глаз на меня.— Но на все воля моря и нашего бога, не так ли?
—Да, настоятельница КРессида,— говорю я, чувствуя холодок, пробегающий по моей спине и этот холодок куда хуже того, холода, что приносит ветер с моря.
—Как зовут?— Крессида подходит к следующей девушке.
—Клементина…
—Пожалуйста, пожалуйста, скажи, что нужно,— молюсь я про себя.
—Клементина, настоятельница Крессида,— говорит Клем, и я выдыхаю с облегчением.
Когда я, взойдя на площадку, увидела Клем, живую и здоровую, я чуть не умерла от радости. Мне хотелось подбежать к ней и обнять ее, но нам строго запретили разговаривать друг с другом, так что мы лишь обменялись взглядами. Клем глянула на меня и улыбнулась, занимая отведенное ей место в строгом соответствии с инструкциями, которые нам дали до этого. Каждая из 12 занимала свой квадрат, свою каменную плиту.
—Завтра вы обретете свои новые имена, или сгините навечно, не оставив никакого следа на теле бесконечно меняющегося моря,— повышает голос настоятельница, после того, как обходит каждую девушку по очереди.— Завтра господь решит вашу судьбу, а вы сделаете все, чтобы оказаться достойными его объятий.
Голос Крессиды еще долго отзывается в моей голове, даже когда я возвращаюсь в свою скромную комнату.
Сколько бы я до этого не доставала расспросами Сандру, ничего о предстоящем она мне так и не раскрыла, и лишь смиренно улыбалась, глядя на меня своими кроткими бесцветными глазами.
17
Ивар
—Должен предупредить вас, князь, не смотрите ему в глаза, когда я сниму повязку.
—На драконов их сила не действует,— бросаю я ему,— и кровь драконов они не принимают.
Я с отвращением смотрю на сморщенное голое существо, отдаленно походяще на человека. Глаза его завязаны, а руки с узловатыми пальцами закреплены на столе, чтобы не шелохнулся. Бледная зеленоватая кожа такая тонкая, что можно видеть вены, по которым течет кровь.
—Да, но… Говорят, что они меняются от голода, и за последние годы стали гораздо опаснее. Возможно, даже вы будете подвержены…
Даррен, как и все старики чересчур осторожен, и это раздражает. Я смериваю его недовольным взглядом и он умолкает. Мало того, что он провозился больше недели, добывая одного несчастного кровоеда, так еще взялся учить меня тому, что я знаю не хуже его самого.
—Сними повязку,— приказываю я Даррену холодным тоном, и прикладываю надушенный платок к носу.
От одного вида кровоеда мне нестерпимо хочется вымыться. Запах же настолько отвратительный, что даже открытые окна в камере не помогают.
Даррен срывает с головы кровоеда повязку. Тот щурится от яркого света и опускает голову на стол, показывая редкие волосы на мокушке.
Существо тяжело дышит и кряхтит.
—Подними голову,— говорю я, но в ответ слышу лишь приглушенное бормотание.
—Ты получишь кровь, а потом мы тебя отпустим,— говорю я чистую правду.
И мои слова работают.
Кровоед осторожно поднимает свою непропорционально большую голову, но глаза его закрыты.
—Кровь?— спрашивает он.— Кровь суслика, или енота? Кровь коровы, или овцы? Кровь лошади или курицы?
Голос его звучит так, будто скрипит сухая ветка в лесу. Говорит он быстро, словно произносит скороговорку. Словно боится, что одно слово нечаянно обгонит другое. Зубы его черные, как и губы. Я брезгливо морщусь и отвечаю.
—Лучше. Ты сегодня получишь кровь человека.
От моих слов он дергается всем телом и открывает глаза.
И тут же, словно какая-то сила магнитом притягивает меня к нему, заставляет сделать шаг вперед, потом еще один. Его глаза пульсирующего темно-красного цвета, а зрачки словно впиваются в самую душу, так что даже моему дракону становится не по себе. Дракон рычит внутри меня, заставляя очнуться и отвести взгляд. Что за чертовщина?
—Нам нельзя человеческую кровь, вдруг скулит кровоед.— На это запрет, давным давно запрет.
—А мы никому не расскажем, говорю я, доставая из внутреннего кармана склянку с кровью младенца и открываю пробку.
Кровоед тут же начинает облизываться и сглатывать слюну, трясясь всем телом.
—Совсем молодая кровь, сладкая, чудесная,— бормочет кровоед не отводя взгляда от склянки в моих руках.— Дай попробовать, дай!
—А как же закон?— спрашиваю я с улыбкой.— Уже забыл про запрет?
—Я забуду, забуду, только дай мне эту сладкую кровь.
От его голоса по спине моей пробегают мурашки. Сколько сотен лет сородичи этого выродка и, возможно, он сам, угнетали людей, теперь же их осталось всего несколько десятков, бессмертных существ, доживающих свои бесконечные жизни на болотах.
—Мне нужно сравнить эту кровь,— говорю я и ставлю на стол рядом с кровоедом открытую склянку,— и вот эту.
Достаю из кармана платок пропитанный кровью Ридли.
Я уже знаю, что скажет кровоед. Мне нужно лишь убедиться наверняка, чтобы не допустить ошибки. Я уже внутри себя выписал Ридли смертный приговор, осталась маленькая формальность.
—Эта кровь сухая,— морщит кровоед свое безобразное лицо.— Не такая сладкая, как та, не такая молодая.
—Мне нужно знать, есть ли между ними родство,— говорю я.
Почему-то сердце мое в эту минуту пропускает удар и я осознаю, что задерживаю дыхание, в ожидании ответа.
—Дай попробовать,— скрипит кровоед и пытается дотянуться губами до склянки, но не может.— Ты обещал дать.
