—Они очищенные,— шипит старуха.— Это те, кто успешно прошел испытание.
—А где остальные?
—Море не приняло их,— уклончиво говорит старуха,— и они не очистились, сгинув навеки, так и не познав благодати очищения.
—Что ты несешь?— спрашиваю я, тут же теряя самообладание и хватая тощую старуху за горло.— Что у вас тут происходит? Где она?
—Кто?
—Ты знаешь кто, тебе должны были сказать, кто, проклятая стерва. Что ты с ней сделала?
30
Инквизитор сидит на корточках рядом со мной и не сводит с меня взгляда своих пронзительных зеленых глаз.
—А я, похоже, не ошибся, девочка, не зря потратил на тебя последний кусок драгоценного транила. Ты действительно непростая.
—Не подходите,— говорю я угрожающе и выставляю вперед стилет Плантины. Другой рукой я судорожно толкаю Клем, которая не просыпается и лишь что-то бормочет во сне.
Бросаю взгляд на волка и с ужасом вижу, что тот скуля, отползает в сторону. Уши его прижаты, а хвост опущен, словно он чего-то очень сильно боится.
—Интересная зверушка,— говорит негромко Блэйк, на лице его играет улыбка, словно он придумал хорошую шутку и вот вот ее расскажет, уверенный, что собеседнику она очень понравится.— И ножичек тоже примечательный.
Одним резким движением он выдирает у меня из рук стилет. Я даже не успеваю заметить, как двигается его рука, настолько быстро это происходит.
—Я, видишь ли, моя хорошая, очень люблю ножи. А у матери Плантины был очень примечательный ножичек, совсем как этот. А сапоги… Эти скрипучие кожаные сапоги носила только эта проклятая старуха.
Я дрожу всем телом, чувствуя невероятную властную силу, исходящую от инквизитора.
—Что вы…— пытаюсь я что-то сказать, но слова застревают у меня в горле.
—Сказать тебе по правде?— голос его становится дружелюбным и доверительным, он почти переходит на шепот.— Если ты никому не скажешь, я тебе откроюсь. Ну, не скажешь ведь?
—Не скажу…
—Я бы сам прирезал эту конченную тварь. Всегда терпеть ее не мог. Но я не ожидал, что такое милое с виду создание, как ты, не только сможет выплыть и вытащить подругу, но еще и одалеть эту…
—Я не убивала ее,— говорю я, и злюсь на себя за то, что мой голос сейчас больше похож на комариный писк.
Я пропала, теперь совершенно точно пропала. В нем есть какая-то страшная сила. Даже волк его боится, а двигается он, словно не человек… Не умеют люди так двигаться.
—Ну и правильно, девочка моя, не нужно винить себя. Было и было! Кто вспомнит эту вредную старуху? Кто станет оплакивать ее смерть? Даже монашки вздохнут с облегчением. Ее даже никто не хватился, представляешь. Хотя… Им сейчас не до нее, они слишком заняты утопленницами.
Он прячет нож в свою сумку и на мгновение отводит от меня глаза.
И в этот момент, Клем, которая, как я была уверена, спит беспробудным сном, прыгает на Блэйка и пытается сбить его с ног. Ее крик оглашает лес и я вскакиваю на ноги.
—Беги, Элис!— кричит она, но все, что я могу сделать — это стоять на месте.
Инквизитор рычит и перехватывает кричащую, как разъяренная кошка Клем, а после, с легкостью, в одно мгновение пригвождает ее к земле своей невероятно сильной хваткой.
—Беги! Чего же ты стоишь!— сдавленно кричит Клем,— спасешься хотя бы ты.
Но я не могу бежать, я не могу бросить ее. Так что, вместо того, чтобы броситься наутек, я вцепляюсь в инквизитора и пытаюсь сбить его с ног, колотя кулаками по его мощной спине.
Он хватает меня второй рукой и легко, словно пушинку, прижимает к земле, так же, как КЛем.
—Да уймитесь вы, ведьмы!— Кричит он.
КЛем плюет ему в лицо и пытается руками дотянуться до его шеи, а я пинаю его ногами, пытаясь вывернуться.
Он надавливает на какую-то точку у нее на шее и Клем вдруг теряет сознание.
—Разве я не спас тебя? Дура ты эдакая?— рычит он мне в лицо.— Хватит брыкаться, или я тебя вырублю, как твою бешеную подружку.
—Ты отведешь нас обратно!— кричу я в ответ и продолжаю пытаться ударить его сапогом в живот..
—Зачем?— спрашивает он.
—Чтобы нас убили, как остальных. Чтобы закончили начатое …
—И ради какого пекла я бы стал тратить на тебя целый кусок драгоценного транила, который стоит прорву денег? Чтобы отдать тебя монашкам? Я вытащить тебя пытаюсь…
—И зачем я вам?
—Теперь я уже сомневаюсь, зачем ты мне сдалась, если ты такая дура. Прекрати лягаться! Я ведь могу и силу применить.
Странное чувство вдруг посещает меня. Я с удивлением осознаю, что верю ему. Если он и не говорит всей правды, то в его словах по крайней мере есть смысл.
—Так это был драконий металл?
—А что по твоему еще могло спасти тебя?— отвечает он вопросом на вопрос.
—И ты потратил его на меня?
—Ты сама все видела.
—Но зачем?
—Чтобы забрать тебя с собой.
—Быть твоей шлюхой?
Он снова рычит от злости и внезапно словно черная тень заслоняет небо и слышатся взмахи тяжелых крыльев.
—А это еще что?— спрашивает он глядя в небо.
От неожиданности я даже больше не пытаюсь вырваться и только смотрю наверх.
Черные крылья дракона с кроваво красными горящими линиями. Я не спутаю этот рисунок ни с чем. Такие крылья только у одного дракона, у Ивара.
31
С замирающим сердцем смотрю на огромный силуэт дракона, заслоняющий небо, на то, как он величественно взмахивает крыльями, заставляя деревья волноваться. В лицо мне бьет ветер, поднятый этими крыльями и я смотрю в удаляющйся силуэт со странным чувством.
Большая часть этого чувства — страх. Но есть в нем и маленькая, совсем неприметная область для надежды. А что если он вернулся за мной? Что если передумал и понял, что я не виновата ни в чем?
Сердце стучит как бешеное, и я забыв обо всем, иду вперед, туда, куда полетел он, словно его близость лишает меня всякой воли.
—Эй, ты куда собралась?— спрашивает инквизитор коротким окриком.— Хочешь поглазеть на дракона?
—Я должна…
—Понимаю твое любопытство, девочка, дракона увидишь не каждый день, но если выйдешь к монастырю и тебя заметят, я уже не смогу тебя спасти. Тебя кинут в море еще раз и на этот раз тебе точно не выплыть.
От его слов я как будто частично прихожу в себя. Наваждение, вызванное появлением Ивара рассеивается и я могу начать мыслить разумно.
Какова бы ни была причина его визита, я не могу рисковать и попадаться ему на глаза. Скорее всего он явился сюда, чтобы убить меня и окончательно оставить моих дочерей сиротами, чтобы никогда больше не думать о том, что где-то еще, возможно, в живых настоящая мать его детей.
