—Подожди… Ты это серьезно?
Блэйк хмурит брови и задумчиво поглаживает бороду.
—Изначально я шутил, но теперь, чем больше я думаю об этом, тем интереснее мне кажется эта мысль. Жаль только, что это невозможно.
—Почему?
—А где ты тут видишь юных девственниц с хорошим воспитанием?
Клем одкидывается на сиденьи задумывается.
Я ловлю на себе странный взгляд Блэйка. Он словно хочет что-то сказать мне, но в последний момент передумывает.
—Что?— спрашиваю я.
37
Ивар
—Твоему отцу нравилась Элис,— говорит мать и отпивает из чаши.— Я даже немного ревновала. Трудно будет найти такую же красивую и здоровую, как она. Сейчас девки пошли уже не те, что в былые времена, сложно отыскать из сорной травы достойный цветок. Но я помогу тебе, сын.
В ответ на это я лишь морщусь, чувствуя, что отделаться от матери будет трудно. С тех пор, как умер отец, она стала совершенно невыносимой, и теперь помешана на том, чтобы контроллировать все, что ее окружает. И вот теперь оставила свое имение на юге, чтобы сделать мою жизнь невыносимой.
—Я вполне могу справиться и сам.
—Ты уже один раз справился сам, и чем это кончилось? Элис была хорошей девочкой, но, похоже, слишком слабой. Не смогла выносить сына.
—Ты не могла бы не говорить о ней?— говорю я, с трудом скрывая раздражение.
—Мне не нравится, как ты выглядишь, Ивар.— Осунулся, глаза побледнели, и волосы… Что с твоими волосами? Они всегда были такими густыми, такими сильными. Ты совсем перестал думать о том, как ты выглядишь.
Я провожу рукой по волосам и с отвращением смотрю на ладонь. Волосы действительно выпадают.
—Должно быть это от переживаний. Когда умер твой отец, у меня выпали почти все волосы. Кто бы мог подумать, что Диана Стормс будет носить парик всего в пятьдесят лет. Но скорби сокращают нашу жизнь, такова плата за счастье, которое мы не ценим, когда оно рядом.
Я морщусь и с недоверием смотрю на мать.
—Хватит нести чушь, мама, ты не была счастлива с отцом.
—Твой отец был жестоким и властным драконом, ревнивым и не терпящим возражений мужем. Но я любила его. Любила по своему…
—Счастлив это слышать,— говорю я и встаю из за стола, наконец радуясь, что можно избавиться от повинности находиться рядом с матерью, от скорбного и требовательного вида которой у меня уже сводит зубы.
Смотрю на ее густые косы пшеничного цвета. Совсем такого цвета были волосы Элис. Наверное эти срезали с какой-то девушки, чтобы моя мать могла пускать пыль в глаза окружающим.
А где теперь волосы моей Элис? Нужно спросить у Даррена.
ВДруг они сохранились где-то и от них еще пахнет ею… Ее уже нет в живых, а волосы все еще пахнут живой Элис.
Проклятье. Смотрю на мать и не испытываю ничего, кроме желания поскорее уйти.
У Дианы Стормс очень пышные волосы, которым позавидует любая… Диана Стормс врет даже себе. Сын Дианы Стормс, Ивар Стормс, обрек свою жену на гибель.
—Что ты так смотришь?— спрашивает мать хмурясь.
—Вспомнилось кое что.
В ответ она только качает головой.
—Ты очень странный, и ты мне не нравишься.
—Спасибо, мама, мне важно было это услышать.
—Не хами мне, Ивар,— вдруг повышает она голос и лицо ее становится грозным и нетерпящим возражений.— Я знаю хорошего лекаря, он найдет для тебя подходящие снадобья, которые восстановят твою силу. Перед претендентками ты должен предстать в лучшем своем виде, а не с потухшим взглядом и в рубашке, которую ты неделю не менял.
Я смотрю на свою сорочку, покрытую пятнами и морщусь.
—Прости, мама, я постараюсь впечатлить прекрасных дам и сменю сорочку, а теперь мне надо идти,— говорю я неискренне и разворачиваюсь, чувствуя, что сыт по горло этим разговором.
—Ивар,— окрикивает она меня в дверях.
Я поворачиваюсь и смотрю ей в глаза.
—Что?
—Как давно ты был с женщиной?
—Что?
—Когда ты последний раз овладевал женщиной?
—Я не собираюсь…
—Я познакомилась с одной симпатичной девочкой из твоей обслуги, дочь садовника, думаю, она тебе понравится. Возможно она взбодрит твою плоть и разгонит твою печаль, сынок.
Мать снимает с ветки большую черную виноградину и кладет себе в рот. Я вижу ее накрашенные губы и мне становится неприятно смотреть на то, как она жует, водя ртом из стороны в сторону. А ведь это моя мать, я должен любить свою мать, ведь так?
—Она ждет тебя в твоих покоях. Ее родители не против. Хотя, кого бы это волновало.
Я, не говоря ни слова, выхожу из столовой, чувствуя какое-то странное опустошение внутри. Девка, дочь садовника… А ведь я хотел ее сам. Почему же, когда мать решила подложить ее под меня, я испытываю только раздражение? Что изменилось?
Вхожу в свои покои и вижу ее.
На ней маленькое красное платье с соблазнительно приспущенным плечом. Пухлые губы и пронзительно голубые глаза. Боится, опускает взгляд. Едва заметно дрожит. Выглядит как подарок на день рождения, не хватает только ленты.
Я подхожу к ней и поднимаю рукой ее за подбородок, заставляя посмотреть мне в глаза.
—Как тебя зовут?
—Калери,— говорит она дрожащим голоском. Ее губы похожи на спелые вишни, так что хочется впиться в них. Чувствую, как внизу живота едва заметно растет напряжение. Раньше она бы уже стонала, принимая меня в себя. Но теперь…
—Что ты тут делаешь?
Она смущается и пытается отвести взгляд.
—Смотри в глаза,— приказываю я.
—Ваша матушка, она сказала, что нужно ждать вас здесь, что вы изволили…
—Чего изволил?
—Попользоваться…
От этого слова внутри меня что-то как будто обрывается.
—Дура,— говорю я, чувствуя нарастающую внутри злость. То ли на себя, то ли на мать, то ли на эту глупую девочку.
То ли на Элис…
38
Элис
—Когда войдем в зал, советую вам говорить, только если обратятся напрямую. Особенно это касается тебя, Клементина. Надеюсь, это понятно. И советую вам говорить правду. Он страшно не любит, когда врут,— голос Блэйка звучит серьезно и сурово и я сразу же вспоминаю холодную сталь ножа, которым он ранил меня в день испытания.
—У меня нет ни малейшего желания разговаривать, ни с тобой, ни с твоими дружками.— говорит Клем и отворачивается.
—Никаких выходок. Делай все, что говорят и веди себя смирно,— приближает он свое лицо к лицу Клем.
