Похоже, рядовые анархисты действительно незнали, кто иличто скрывается подблагозвучным, почти семейным прозвищем. Нояне отчаивалась. Если немогут помочь рядовые, нужно отыскать нерядовых– тех, кто ближе знаком спредметом. Атакие, несомненно, существовали, причем где-то здесь, наэтажах огромного, втри восьмиэтажных корпуса, здания сквота. Деньги всегда идут поцепочке; главное– ухватиться закакой-нибудь еефрагмент итогда уже уверенно, звено зазвеном, двигаться кцели.
Мое присутствие здесь легко объяснялось необходимостью дождаться Призрака, который, кстати говоря, продолжал бродить поЕвропе, ну ачересчур дотошное любопытство вполне можно было списать напонятное желание восторженной провинциальной камрадки поближе познакомиться сценным опытом передовых отрядов борьбы заСветлое Будущее. Дляпущей надежности я изображала если недебильную, товесьма недалекую особу, тоесть слушала сприоткрытым ртом, усиленно хлопала глазами, задавала глупейшие вопросы исоглашалась понять лишь тщательно разжеванные пояснения. Умник, сполуслова улавливающий суть предмета, несоберет ичетверти той детальной информации, которую люди, сами того незамечая, выкладывают круглому дураку.
Каки предупреждала Захава, внутри сквота анархисты делились насамостоятельные автономные отряды. Мне предстояло самой решить, вкаком месте ждать возвращения Призрака. Пораскинув мозгами, явыбрала фиолетово-черное знамя анархо-феминизма, поскольку наивно полагала, что некоторое знакомство сословарем ныне покойной вождихи американских вагинисток Лотты Вотерс позволит мне легче понять ее европейских единомышленниц. Захава привела меня внужное крыло исдала срук наруки пухленькой семнадцатилетней девушке-инструкторше, чей возраст, какясразу догадалась, был написан накартонном кружке, приколотом слевой стороны фиолетовой блузы. Прежде чем заговорить, моя провожатая зачем-то вгляделась вэтот немудрящий значок.
–Леваягрудьсемнадцать, это камрадка изПалестины, покажи ей, что кчему,– проговорила она затем свидимым облегчением.– Говорит только по-английски…
–Нет-нет,– вмешаласья.– Еще арабский ииврит…
–Язык оккупантов тебе непонадобится,– мрачно отрезала Захава.– Ладно, япошла. Счастливо оставаться.
Мыосталась вдвоем сдевушкой. Я жизнерадостно улыбнулась.
–Привет. Очень приятно. Меня зовут Батшева. Если по-английски, тоБесшибэ.
Инструкторша резко мотнула головой:
–Нет-нет, так непойдет.
–Непойдет?– озадаченно переспросилая.– НиБатшева, ниБесшибэ? Ну, тогда можно Вирсавияили…
–Нет-нет,– перебилаона.– Это все гадкие мужские кликухи, навязанные нам патриархальными угнетателями. Тыдолжна выбрать себе нормальное женскоеимя.
Я воззрилась нанее ссамым тупым видом, какой только могла изобразить. Справедливости ради, это получилось легче легкого, поскольку яи всамом деле вупор непонимала, чего отменя хотят.
–Гм… акакие имена женские?
–Нукакже, это ведь так очевидно!– снисходительно усмехнулась девушка.– Женские имена основываются насловах, которые связаны стем, что есть только уженщин. Вагина, матка, менструация, овуляция, левая грудь…
–…правая грудь,– ошеломленно продолжилая.
–Нет-нет! Правую, хотя иесть, никто неберет поочевидным причинам. Только левую, прогрессивную.
Мыобе помолчали: она– вожидании моего решения, я– временно потеряв дар речи. Наконец мне удалось очнуться.
–Извини, ради…– смоего языка едва несорвалось запретное слово «Бог», ноявовремя спохватилась.– Ради… ради… радио тут нет? Авпрочем, неважно, яне это хотела спросить. Вас ведь тут много, аженских слов мало. Кактогда…
–Пономерам,– сказала инструкторша, указывая насвой картонный значок.– Кпримеру, меня зовут Леваягрудьсемнадцать. Иэто сразу видно поАйТи.
–АйТи?
–Идентификационному тэгу,– пояснилаона.– Круглая форма означает «грудь», «Левая»– потому что правая реакционна, асемнадцать– порядковый номер среди всех наших Левыхгрудей.
Ятутже припомнила виденную когда-то фотку музейной статуи древней богини плодородия, скоторой свешивалось штук пятнадцать грудей, ипоняла, что феминизм родился значительно раньше, чем моглобы показаться. Правда, богиня недискриминировала правые груди– толи поконтрреволюционной природе любого божества, толи чтоб непадать приходьбе.
–Асколько ихвсего?
Девица сявным сожалением цыкнула зубом:
–Япоследняя. Вступила совсем недавно. Хочешь быть Леваягрудьвосемнадцать?– она достала изкармашка круглый значок безнадписи.
«Хрена тебе!– злорадно подумалая.– Оставайся последней, дуреха молодая-нетоптаная…»
–Нет, спасибо,– твердо сказала яи, взяв изрук инструкторши пустой значок, приколола его насвой пра-вый лацкан.– Мне нравится имя «Правая». Мы, анархо-феминистки, недолжны отказываться отсвоего тела, даже когда какая-то его часть размещена справа. Привсей своей изначальной реакционности правая грудь всегда имеет перед глазами… э-э… перед соском… э-э… перед собой… да-да, имеет перед собой пример левой, прогрессивной, ипотому высока вероятность, что стечением времени она революционно сместится влево, влагерь правильных грудей. Можемли мылишать ееэтого шанса? Нет иеще разнет!
Девица сглотнула иизумленно уставилась наменя. Наверно, примерно такимиже глазами смотрелабы древняя богиня плодородия напустые койки нынешних европейских роддомов.
–Праваягрудь?– наконец вымолвила Леваягрудьсемнадцать.– Акакой номер?
–Просто «Правая»!– отрезалая.– Во-первых, ясно, что это грудь. Больше ничего правого ивтоже время чисто женского всеравно нет, так что путаницы непредвидится. Во-вторых, номер тоже никчему, ведь япока одна такая правогрудая. Развенет?
Юная инструкторша подумала-подумала инеуверенно кивнула.
Свое пребывание вфиолетовом феминистском крыле анархистского сквота я определенно начала справой ноги…– вернее, справой груди. Возможно, это было ошибкой. Насколько явыяснила изпредварительного беглого знакомства спредметом, анархисты впринципе непризнавали никаких иерархий, настаивая намаксимально плоской организации. Нуа плоскость, какизвестно изшкольного курса геометрии, неподразумевает каких-либо всплесков ивертикалей. Если менять имена, то всем– причем только впределах заранее определенного, крайне ограниченного выбора. Если грудь, то непременно левая, иснова– вобязательном порядке. Индивидуальные различия допускались разве что впорядковом номере, нокак раз номера начисто лишены индивидуаль-ности…
Вэтом смысле стихийный бунт против рекомендованного картонного тэга «Леваягрудьвосемнадцать» грозил обернуться дурными последствиями. Меня вполне могли выкинуть изсквота уже настарте моей анархистской карьеры. Сдругой стороны, я забралась вэтот сумасшедший муравейник недля того, чтобы общаться смалолетними инструкторшами извторого-третьего десятка. Дорога кДядюшке Соиего бабкам вела через установление контакта спервыми номерами; оставалось надеяться, что моя изряда вон выходящая самостоятельность поможет привлечь их царственное внимание.
