Мынападали наинкассаторов, взрывали сейфы, грабили грабителей. Война требует огромных денег. Наши друзья сВостока обеспечивали нас оружием, взрывчаткой, электроникой итренингом, ноэтого мало. Нужно арендовать квартиры вразных городах, устраивать убежища всельской местности, приобретать десятки автомобилей имотоциклов, многие изкоторых становятся машинами одной-единственной поездки: разок засветил ибросил. Крупную акцию нужно долго готовить, устраивать сложную слежку, изображать изсебя таксистов, цветочниц, киоскеров, посыльных, разносчиков пиццы. Деньги, деньги, деньги…
Система инертна иреагирует туго. Потом-то она опомнилась ирезко усилила охрану, ноктому времени мыуже набрали достаточный капитал нанесколько лет вперед имогли перейти креальным военным действиям. Целей было хоть отбавляй: уничтожения заслуживала любая часть Системы. Поэтому дляначала мырешили ударить понепосредственным врагам наших друзей, которые так щедро снабжали нас оружием, информацией изащитой. Друзья изМосквы были заинтересованы ватаках наамериканские базы. Друзья сБлижнего Востока– вуничтожении ипохищении сионистов. Друзья изВосточного Берлина– вликвидации илизапугивании конкретных персон, которые чем-то проштрафились: кпримеру, отказались сотрудничать илиособенно вредили делу социализма. Мы чувствовали себя должниками, апотому охотно помогали итем, идругим, итретьим.
Вмае семьдесят второго нам удалось устроить взрыв вофранкфуртском штабе Пятого американского корпуса. Через неделю были атакованы американские казармы вГейдельберге. Мы проносили бомбы вштабы. Мы использовали начиненные взрывчаткой автомобили. Мыстреляли втех, накого указывали наши связные из«Штази»– восточногерманской службы безопасности. Ониже вывели нанас моих недавних братьев пооружию, бок обок скоторыми ясражался два года назад вИордании. «Штази» хотела сорвать Олимпиаду вМюнхене, мыхотели навредить Системе, палестинские братья хотели отомстить сионистам. Налицо было полное совпадение интересов. Сама посуди, могли яне помочь группе, названной «Черный сентябрь»– вчесть столь памятного мне иорданского сентября?
Призрак замолчал иснова бросил наменя испытующий взгляд. Наэтот раз нужно было что-то отвечать.
–Тыимеешь ввиду убийство одиннадцати евреев вОлимпийской деревне?– угрюмо проговорилая.– Да, мы проходили эту историю вшколе. Сын одного изних жил всоседнем квартале, выступал внашем классе…
Он неодобрительно покачал головой:
–По-моему, тыошибочно смотришь навещи, иошибка начинается снеправильного выбора слов. Во-первых, неубийство, аликвидация. Во-вторых, неевреев, асионистов. В-третьих, уанархиста нет национальности, азначит, нет исоплеменников. Есть только соратники. Поняла? Соратники, ане соплеменники! Тыдолжна…
–Ничего ятебе недолжна!– резко перебилая.– Тыведь сам очень правильно подметил, что я разбойница, ане анархистка. Ятут из-за денег. Меня интересует бизнес, ане ваша драгоценная революция. Иты мне несоратник, аделовой партнер. Ачто касается арабонов, то вмоей компании их надух непереносят. Унас одно братство, уних другое. Хотя какие-то дела мы сними ведем вместе. Вместе, нораздельно. Грубо говоря, они проносят, мыпродаем. Точка. Так что заруби себе наносу: мой земляк изХолона– если он, конечно, немент– мне заведомо ближе, чем какой-нибудь Ахмед изИордании.
Старик удрученно вздохнул; весь его вид говорил, что сэтой разбойницей предстоит еще уйма разъяснительной работы.
–Хорошо, хорошо…– сказал он.– Поговорим обэтом позднее. Мне продолжать? Тебе вообще интересно?
Прежде чем ответить, ядовольно невежливо посмотрела начасы. Начало восьмого. Рановато дляэкскурсии.
–Ладно, продолжай. Только давай больше проИнгу, которая якобы наменя похожа. Ато начал откуда-то сКолумба. Америка, базы, штабы, «Скази»…
–«Штази»…– поправилон.
–Дапомне хоть «Безобрази»,– огрызнуласья.– Мне нравится, когда пролюбовь. Хотя пробанки тоже неплохо. Короче, что-то типа Бонни-энд-Клайд. Втвоем случае– Инга-унд-Клаус.
–Чтож, будет тебе проИнгу…– пробурчал старик.– Ее арестовали перед Олимпиадой ичерез несколько месяцев перевели вженскую тюрьму вЗападном Берлине. Там она немедленно организовала голодовку, требуя разрешения смотреть телевизор. Начальство упиралось совсем недолго: подумаешь, телевизор! НоИнга знала чего хотела: телевизионная комната находилась напервом этаже, окна наулицу. Одна изее сокамерниц работала вгороде нафабрике ипромышляла контрабандой: проносила втюрьму наркоту в… Вобщем, она-то действительно заслуживала звания «человек свагиной». Через нее япередал Инге напильник. Телевизор разрешалось смотреть всего два часа внеделю. Понятия неимею, засколько заходов ейудалось перепилить решетку, даеще так, чтоб никто недонес ине заметили надзиратели. Вназначенный день яждал еепод окном намотоцикле; мысмылись, прежде чем втюрьме подняли тревогу.
–Ичто, она невознаградила тебя ничем?– поинтересоваласья.– Когда уже будет обещанная любовь? Сразу после побега… намотоцикле, впереулке… это так романтично!
Санта-Клаус застенчиво улыбнулся.
–Нузачемже впереулке… Япривез ее набезопасную квартиру. Мы невыходили оттуда целую неделю, иэто была лучшая неделя вмоей жизни. Недумаю, что Инга любила меня хотябы вчетверть моего чувства. Она считала мужчин существами низшего порядка, выделяя меня изостального мужского стада лишь потому, что знала: яготов ради нее навсе. Буквально навсе. Ямчался кней попервому требованию, влюбой момент, полюбому звонку, полюбой весточке, полученной, какправило, через третьи, четвертые, пятые руки. Ктому времени полиция арестовала почти всех командиров «Фракции Красной армии». Ихдержали всамой охраняемой тюрьме Европы, нояверил вгений моего воробушка. Ятвердил Инге, что если кто-то может освободить Баадера, Ульрику идругих, тотолькоона. Ладно, сказала Инга, язаймусь твоими камрадами немедленно после того, какосвобожу своих. Напоминаю, что она принадлежала кдругой группе: «Движению Второго июня». Ичто тыдумаешь?
–Унее получилось иэто?
–Именно так! Инга спланировала ипровернула похищение лидера ведущей партии Западного Берлина, причем аккурат перед выборами! Еекамрадов выпустили изтюрьмы бездолгих разговоров. Это был оглушительный успех! Теперь уже она могла заняться Андреасом иУльрикой. Вернее, моглабы, потому что ееснова арестовали вместе стремя камрадками по«Второму июня» ипоместили втуже тюрягу, откуда Инга сбежала двумя годами раньше. Понятно, что теперь даже речи нешло отелевизионной комнате. Ценой больших стараний исудебных апелляций им позволили пользоваться библиотекой– нолишь поодиночке ипод наблюдением двух-трех надзирательниц. Библиотека находилась насамом верхнем этаже, так что надвходной дверью имелось выходящее накрышу, заросшее многолетней грязью световое окошко. Безрешетки.
–Какэто? Втюрьме ибез решетки?
–Ага. Дело втом, что это здание изначально нестроили кактюрьму. Просто переоборудовали. Кпримеру, вокруг небыло внешней стены исторожевых вышек, амногие окна выходили наулицу. Думали, что дляженской тюрьмы сойдет итак. Дляженской– да, нонедля Инги Вьетт. Небуду утомлять тебя подробностями, скажу лишь, что Инга ухитрилась изготовить ключи длявсех четырех одиночных камер. Выбравшись вкоридор впромежуток между обходами, они атаковали надзирательниц, связалиих, забрали остальные необходимые ключи ивылезли накрышу через окошко вбиблиотеке. Адальше, каксказала мне Инга десятью минутами позже, чистая классика: спустились наулицу насвязанных вместе простынях.
