«Узнаю тебя, бижу…»– вот что. Япомнила это словечко сдетства, потому что жила вприемной семье возле Ашдода ине раз слышала его вразговоре гостей жирного фалафельщика Цвики. «Бижу»– так говорят там выходцы изГрузии. Что-то вроде английского “guy”– паренек, приятель. Видимо, Мики так иопознал «давнего друга»– сначала пословечку, апотом ипо голосу.
Сколько онтащил меня наплече…– минимум полкилометра, причем бегом. Здоровый лось, что иговорить. Свернул шею хорошо натренированному уличному бойцу– даеще итак, что никто необратил внимания, включая меня и, похоже, самого бойца. Откуда онвообще возник, этот Коби? Точно несзади: яведь прижималась спиной кстене ик томуже все время вертела головой. Втакой диспозиции трудно незаметить столь мощную фигуру. Наверно, это тоже особый вид таланта, вдобавок кумению мгновенно убивать голыми руками– способность оставаться невидимым иманеврировать слегкостью искоростью реактивного зайца…
Яеще раз похвалила себя зато, что сохранила вдействии столь ценное знакомство, изаснула сполузабытым заэту неделю сознанием успешно прожитого дня. Однако следующие сутки прошли настолько бездарно искучно, что впору было подумать, будто мне привиделась вчерашняя остросюжетность. Началось стого, что я продрыхла почти доодиннадцати: недосып продолжал взимать сменя старые долги. Наскоро умывшись, я выбралась вкоридор– длятого лишь, чтоб застать сквот всамом разгаре скорби попогибшему камраду.
Какое-то время ятешила себя благотворным злорадством поэтому поводу, снова иснова прокручивая впамяти момент своего чудесного спасения: стритфайтера, поигрывающего битой втрех шагах отменя, мелькнувшую перед глазами тень иуже вследующее мгновение– лежащий намостовой труп снеловко подвернутой ногой. Но, ксожалению, злорадство– неточувство, которое держится долго; полностью иссякнув втечение получаса, оно оставило меня помирать отскуки меж похоронных физиономий.
–Клаус был замечательным поэтом,– сослезой вголосе сказал мне Клаус-экскурсовод.
«Какже, какже…– хотела ответитья.– Интересно, что вдохновляло его больше: проломленные черепа иливыбитые зубы?»
–Он– автор нашего гимна,– добавил Клаус.
Это прозвучало знакомо, и, поднапрягшись, я вспомнила школьный урок потеме «Катастрофы», накотором историчка рассказывала онацистском поэте-штурмовике. Онкак раз написал гимн штурмовых отрядов итоже был убит– по-моему, коммунистами. Тогда две эти близкие подуху холеры мочили друг друга припервой возможности. Если неошибаюсь, тот штурмовик, также какинынешние стритфайтеры, тренировался дляуличных драк, боксировал изанимался джиу-джитсу. Помню, тогда меня ужасно поразило, что поэты могут быть нацистами, анацисты– поэтами; оттого иврезалось впамять. Кстати, неисключено, что итого камрада звали Клаус… Клаус Ветцель? Нет-нет, как-то иначе…
–Хорст Вессель!– выпалила япрямо вфизиономию скорбящего экскурсовода.
Клаус нахмурился:
–Причем тут Хорст Вессель?
–Вовсе нипри чем,– поспешно заверила егоя.– Сама незнаю, какуменя вырвалось.
Последнее было истинной правдой.
–Хотя…– Клаус наморщил лоб.– Говорят, мотив этой песни пришел изСоветской России ибыл сначала гимном коммунистов. Ауже потом…
Япоскорее перевела разговор натренировки, чтобы снова неляпнуть что-нибудь невпопад. Заобедом меня опять, будто специально, посадили рядом схаляльным столом, где обедал Мансур сосвоими головорезами. Правда, наэтот раз они переговаривались полушепотом, ниочем неспорили, имне неудалось разобрать нислова. Дальше яснова помирала отскуки, дожидаясь шести часов вечера, назначенных Призраком дляпереговоров. Старый черт принял меня несразу, заставил ждать досеми, апотом завел речь окатастрофической нехватке денег имотал мне нервы, пока яне взорвалась.
–Тыхочешь сказать, что я ошивалась тут больше недели, чтобы услышать эти детские жалобы?
–Нупочемуже детские?– Онвстал иподошел кокну.– Честно говоря, мы рассчитывали, что, покрайней мере, зачасть товара непридется платить.
–Тыже вроде когда-то был марксистом,– напомни-лая.– Забыл формулу «товар– деньги– товар»? Считай, что договариваешься сМарксом: нет денег– нет товара.
Старик молчал, глядя вокно.
–Алло, тыменя слышишь?
–Слышу,– безразлично отвечал он, приближая лицо кстеклу, чтобы лучше видеть.– Нотвой предшественник камрад Нисангеймер многое присылал нам вподарок. Отчегобы итебе неначать сжеста доброй воли?
–Какая, кчерту, добрая воля? Тычто, издеваешься?
Онснова неответил, ияподошла кокну– посмотреть, что так заинтересовало паршивого Санта-Клауса. Водворе ивсамом деле разворачивалось целое представление. «Веселый мужчина» Мансур Хаджихье, стоя рядом сфургоном, тренировал своих людей быстро выскакивать наружу. Раз заразом они забирались внутрь, азатем, покоманде распахнув заднюю дверь, горохом сыпались изкузова. Мансур отрицательно мотал головой, собирал группу вокруг себя и, видимо, объяснял, что именно пошло нетак. Затем они снова поднимались внутрь, дверь закрывалась, ивсе повторялось втойже последовательности.
–Готовятся,– ласково улыбаясь, проговорил старик.
–Кчему?
–Ясно кчему: быстро выпрыгивать…
–Нозачем?
Он недоуменно взглянул наменя:
–Откуда мне знать, Батшева? Палестинские братья получают унас кров, еду игостеприимство, неболее того. Мыникогда неспрашиваем, какие уних планы ичто уних науме. Так надежней идля них, идля нас… Напомни, очем мы стобой говорили?
Я струдом удержалась, чтоб невмазать ему поморде. Нехорошо бить стариков.
–Вотчто, дорогой Клаус Вагнер иликак тебя там. Понятия неимею, какого черта ты недал мне уехать позапрошлой ночью. Хочешь делать бизнес– делай бизнес. Нехочешь– неморочь мне голову. Завтра утром яулетаю. Утебя есть мой номер. Надумаешь говорить серьезно– звони.
Прежде чем выйти задверь, яна всякий случай оглянулась. Старый сукин сын улыбался все также ласково иявно ненамеревался умолять меня остаться ипродолжить разговор. Какэто понимать, черт побери? Это что– ихманера начинать торговлю? Илиони вовсе незаинтересованы воружии? Япросто терялась вдогадках.
Призрак так ине проявился– нидополуночи, когдая, устав ждать, задремала, нинаутро, когда проснулась. Наверно, опять отправился бродить поЕвропе. Неостановленная никем, явыкатила свой чемодан изгостевой кельи, спустила его полестнице, миновала проходную и, пройдя через двор, вышла наулицу ктакси, заказанному потелефону. По-моему, ниодна сука даже непроводила меня прощальным взглядом изокна. Трудно было вообразить более неудачную поездку. Благородный Мики, конечно, нескажет ничего вроде: «Аятебе говорил…», ноотсознания этого мне нестановилось легче.
Последний шанс накакую-то минимальную пользу был связан стаинственным бугаем Коби: мы договорились встретиться втомже пивном саду, где расстались позавчера. Ясела застолик, взяла бутылку мозельского икое-что изжратвы иприготовилась ждать, робко надеясь, что хоть тут-то меня ненадинамят. Ксчастью, бугай оказался человеком слова идаже неслишком опоздал, если ориентироваться навесьма широкие отечественные мерки.
