–Ивы действительно всё вот так бросили иуехали?– недоверчиво спросил Мики.– Дом, работу, налаженную жизнь?
–Ага. Именно так: всё бросили иуехали. Какговорил Гай, тот, кто забывает освоей детской мечте, считай, что ине вырос. Типа, онтолько кажется взрослым, ана деле недоразвился, угас подороге. Сначала мыколесили поШтатам втрейлере, полесам ипустыням, вдоль рек иозер. Потом переплыли вЕвропу, повидали Турцию, Святую Землю, Индию, Таиланд, Филиппины, проехали всю Австралию. Вернулись через полтора года. Гай сказал: «Знаешь, что самое важное? Нето, что мыповидали разные уголки мира. Самое важное, что вкаждом уголке, какимбы он нибыл, мы вчетвером крепко держались друг задруга. Теперь можно неволноваться: этот кулак никому неразжать. Дети навсегда усвоили, что такое семья».
Яс сомнением покачала головой:
–Неуверена, что каждому подходит такой сложный путь. Хотя теперь ясно, чем вытак знамениты. Влюбом случае результат прекрасен.
–Подождите свыводами,– тихо проговорила Николь.– Мыбез труда ввинтились впрежнюю спокойную жизнь, будто ине уезжали. Родители Гая переехали воФлориду, оставив ему дом иавтомастерскую. Дети вернулись вшколу. Дела шли хорошо, мы откладывали деньги науниверситет длясына идочери. Сара всегда была спокойной рассудительной девочкой, аДжексон, наоборот, ниминутки немог усидеть: подвижный, шустрый, какфутболист-бегунок, изтех, которые умеют оставить защитников сносом. Ему ипрозвище такое дали: Джук. Оба приносили прекрасные оценки, обоих приняли влучший колледж округа. Счастье, да итолько! Апотом все вдруг рухнуло. Рухнуло…
Она достала изсумочки салфетку– промокнуть выступившие слезы. Мы сМики понимающе переглянулись.
–Наркотики?– полувопросительно проговорилон.
Женщина хлюпнула носом.
–Нет-нет, что вы… Гораздо хуже. Отнаркотиков можно вылечить. Примеров много: люди берутся заум, избавляются отэтой пакости. Атут… Понимаете, ты отправляешь ребенка вшколу ипонятия неимеешь, что сним там делают. Проверяешь оценки, ходишь насобрания, смотришь наего настроение, помогаешь сдомашними заданиями идумаешь, что ты вкурсе. Ноты заблуждаешься. Потому что задверью класса твоему мальчику вскрывают черепную коробку ипо пять часов вдень, шесть раз внеделю вливают туда помои, мерзость, дерьмо, авконце учебного дня снова закрывают ивозвращают парня тебе какни вчем небывало. Ивот онсидит засемейным столом, ужинает, улыбается знакомой улыбкой, перешучивается сотцом, подкалывает сестру, нежно целует тебя наночь, иты даже предположить неможешь, что это уже неон, адвойник, страшное переродившееся существо воблике любимого сына. Что еще немного, инакачанная вего бедную голову мерзость хлынет наружу– натвою скатерть, натвое лицо, прямиком тебе вдушу, вдушу, вдушу…
Мики участливо погладил ее поруке.
–Николь, ненадо. Нузачем так растравлять себя? Давайте сменим тему. Например… например, хорошли тут вишневый пирог? Вы наверняка знаете.
–Нет-нет!– запротестовалаона.– Выдолжны меня выслушать. Сомной уже несколько месяцев никто неразговаривает. Смотрят, какна прокаженную. Отворачиваются, переходят надругую сторону улицы, нездороваются. Мой телефон полностью онемел. Сегодня ямогу поговорить только счужаками– такими, каквы. Пожалуйста, очень прошу…
–Конечно, Николь, очем разговор…
Я посмотрела назал поверх опущенной головы женщины: все взгляды теперь были устремлены внаш угол– любопытствующие, злорадные, осуждающие. Нопочему? Какой ужасный проступок должен совершить человек, чтобы подвергнуться такому единодушному порицанию? Яподавила всебе желание вскочить ипоказать имвсем средний палец. Жест тут непоможет, апулемета уменя небыло.
–Понимаете, мы сГаем всегда голосовали зареспубликанцев,– продолжила Николь.– Застарую добрую Америку. Засвободу, зажизнь, засемью, занорму. Леваки называют таких, какмы, «реднеками»– красношеими. Гай говорил, что наши шеи ивпрямь красны отстыда– отстыда заАмерику, зато, вочто она превратилась. Иконечно, мыиногда говорили обэтом застолом– какиобо всем, что волновало каждого изнас. Вкрепкой семье нет ине должно быть запретных тем. Вкакой-то момент мыобратили внимание, что Джук молчит. Молчание тоже бывает разным. Есть молчание типа «меня это неинтересует». Есть– «яне согласен, носпорить нехочу». Есть– «яеле сдерживаюсь, чтобы ненадавать поморде этим тупым идиотам». Встаршем классе колледжа онмолчал именно так– впоследнем варианте. Апотом невыдержал иоткрылрот.
–Ой-ой-ой…– покачал головой Мики.
–Да, вот именно,– вздохнула Николь.– Именно «ой-ой-ой». Они стали часто спорить сотцом– громко, почти сразу переходя накрик. Потом Джук вскакивал, хлопал дверью, выбегал издома. УГая поднималось давление, онложился, яклала ему полотенце налоб, упрашивала обходить эти темы, сохранить мир. Гай соглашался, ноне получалось. Да икак может получиться, если квзрыву приводит любой намек, любая усмешка, любой взгляд, даже самый невинный. Джук сказал, что теперь он социалист, что ему противно жить пододной крышей сфашистами. Мымолчали, невозражали ему. Гай говорил, что это всего лишь подростковый бунт, что надо потерпеть годик-другой, что это пройдет само собой.
–Ага, «само собой»…– мрачно повторилая.– Ничего небывает «само собой».
–Вовремя президентских выборов Гай был наблюдателем наизбирательном участке. Вкакой-то момент демократ– председатель комиссии выгнал изпомещения всех республиканцев. Гай несомневался, что выборы подтасованы. Шестого января онпоехал вВашингтон надемонстрацию ивернулся домой через день. Джук встретил его неожиданно тепло, расспрашивал, интересовался. Слово заслово началась обычная свара. Назавтра повторилось тоже самое, послезавтра– опять, иснова, иснова. Анеделю спустя внаш дом ворвались агенты ФБР савтоматами наперевес. Оказалось, что наш сын пошел вагентство сдоносом наотца. Утверждал, что Гай– опасный террорист, который намерен взорвать Капитолий. ВФБР ему дали аппаратуру ипопросили собрать доказательства. Ион собирал! Мой сын аккуратно записывал все разговоры, которые велись всемье. Провоцировал отца нарезкие слова, специально выводил назапальчивые угрозы, наругань. Сами понимаете: чего только нивыкрикнешь впылу спора сродным сыночком. Ивсе это легло настол агентов, которым было поручено сшить дело огосударственном терроризме. Каквам такое? Когда Гая уводили, якак будто оглохла. Вмоей голове, заглушая все прочие звуки, звучали его слова насчет кулака, который никому неразжать. Насчет детей, которые навсегда усвоили, что такое семья…
–Джук– онджук иесть,– констатировал Мики.
–А? Что?– переспросила Николь.
–Внекоторых языках «джук» означает «таракан».
–Нет-нет, что вы…– поспешно возразилаона.– Джексон– мой сын ивсегда останется моим сыном. ВФБР ему вбили вголову, что его жизнь вопасности. Что фашисты-террористы только идумают, какбы ему отомстить. Что воглаве этих фашистов–я, его мать! Стого самого дня онживет отдельно, имне запрещено подходить кнему ближе чем насто метров. Иэто продолжается уже год идевять месяцев. Гая стех пор тоже невыпускали изфедеральной тюрьмы. Они отняли отменя исына, имужа.
–«Они»– это кто?– уточнилая.
