Женщина снова промокнула глаза.
–Они– это сначала ФБР, апотом окружной прокурор Тута Урбивай. Восновном,она. Агенты всего лишь дали Джуку подслушку, арестовали Гая ипровели первое следствие. Новчем его можно было обвинить? Нивчем, вообще нивчем. Да, онкричал что-то взапале после стаканчика виски, норазве это тянет напреступление? Адвокат сказал, что дело, которое следствие передало впрокуратуру, расползается пошвам. Я обрадовалась: значит, мужа вот-вот отпустят. Знаете, что онответил? Нет, говорит, умисс Урбивай водной руке игла ссуровой ниткой, авдругой топор. Иглой она шьет дела, атопором машет надголовой тех, кто осмеливается возражать. Судьи унее вкармане, присяжные запуганы. Если Тута захочет посадить твоего мужа, ему ничего непоможет. Надо идти надосудебное соглашение. Гай признает себя виновным втяжком хулиганстве исядет лет нашесть-семь. Выйдет через четыре. Нестрашно. Яспросила: «Аесли непризнает?» Аесли непризнает, сказал он, Тута предъявит обвинение вгосударственном терроризме ив намерении свергнуть законную власть, аэто уже тянет напожизненное.
Яахнула:
–Пожизненное? Вышутите…
–Еслибы…– вздохнула Николь.– Понимаете, это первый такой процесс. Остальные арестованные демонстранты согласились насделку. Никто нехочет рисковать пожизненным заключением. Люди настолько запуганы, что признают свою вину еще досуда. Гай– единственный, кто отказался. Исейчас его судят кактеррориста.
–Сейчас? Вот прямо сейчас?– переспросилая.– Вэтом вот здании через дорогу?
–Нуда,– кивнула Николь ипосмотрела начасы.– Почему, выдумаете, тут столько народу? Просто объявлен перерыв. Продолжение через двадцать три минуты. Допрос главного свидетеля обвинения Джексона Реддика– моего украденного сыночка Джука. Нечасто публике удается попасть натакое представление, даеще исовершенно бесплатно… Скажите, они по-прежнему глазеют наменя?
Яснова окинула взглядомзал.
–Ужеменьше. Но, вобщем, да, глазеют. Откуда такая враждебность? Выведь несделали имничего плохого.
Женщина отмахнулась:
–Если хотите знать мое мнение, это обычный страх. Страх перед топором Туты Урбивай. Страх признать, что они всей толпой накинулись наневинного человека. Страх почувствовать себя плохими. Люди нелюбят быть настороне плохих. Поэтому они просто объявляют плохих хорошими, ахороших– плохими.
–Исами превращаются влюдоедов,– закончил занее Мики.
–Видимо, да,– подтвердила Николь иснова взглянула начасы.– Похоже, официантка сюда уже неподойдет. Конечно, это из-за меня, нострадаете еще ивы. Извините, друзья. Ямогу называть вас друзьями?
Мы смужем синхронно кивнули:
–Абсолютно.
–Спасибо,– она благодарно улыбнулась.– Пожалуй, побегу. Вдруг понадоблюсь адвокату илиеще что… Приходите взал, ябуду рада. Хотябы два человеческих лица среди волчьих морд.
Николь Реддик поднялась состула идвинулась квыходу, глядя поверх черных морд злобных подсолнухов. Теперь, когда ненужно было высматривать свободного места, она шла через переполненную кафешку, какчерез поле, замкнувшись всвоей одинокой беде, всвоей царственной правоте,– шла напрямик, неповорачивая головы ине спрашивая направления ниу кого– даже усолнца.
–Видишь, милый? Что ятебе говорила? Эта прокурорша Урбивай– таеще сучка.
Мики пожал плечами.
–Малоли вмире сучек, Бетти? Просто доэтого дня мы занимались только теми изних, накого получали заказ. Носейчас-тоуж чего спорить… И, кстати, озаказе: кофе мытут, похоже, недождемся. Пойдем, чтоли, посмотрим наДжука-таракана?
Мы пересекли площадь иподнялись поступенькам здания окружного суда. Большой зал заседаний был уже почти полон, так что нам несразу удалось найти два места впредпоследнем ряду. Мой сосед, сухонький старичок вогромных очках, смерил меня подозрительным взглядом:
–Репортеры? Откуда?
Я улыбнулась какможно невинней:
–Смешно, что все тут принимают нас загазетчиков. Счегобы это? Нет, мистер, мыздесь проездом, обычные бродяги. Зашли посмотреть, излюбопытства. Говорят, это лучшее представление вгороде.
–Такиесть,– сготовностью подтвердил он.– Я-то ниодного суда непропускаю, нотакого скопления народа непомню.
–Вкафе сказали, что судят опасного террориста.
–Само собой,– важно кивнул старикан.– Аведь так ине скажешь. Я унего сколько раз свой драндулет починял. Всегда делал быстро инедорого. Хорошо маскировался, ублюдок. Вон онстоит. Да нетам, мисс… Смотрите, я жвам показываю: вон там, слева, рядом смаленьким задохликом вбалахоне– это его адвокат.
«Опасный террорист» Гай Реддик оказался крепким мужчиной средних лет исреднего возраста, чем-то неуловимо напоминающим моего Мики. Такаяже простецкая физиономия, короткая стрижка, мощная шея, которая действительно казалась краснее, чем укакого-нибудь стандартного офисного трудяги. Пиджак сидел нанем, какпес навелосипеде– неловко инапряженно, топорщась ивыпирая всамых неожиданных местах. Его широким плечам куда больше подошлабы спецовка, поэтому неизбежно возникало впечатление, что этот человек вдавно ненадеванном костюме– нетот, закого себя выдает. Илииначе: что онпопал сюда абсолютно случайно, понелепой ошибке, иэтот торжественный зал свысокими окнами, скамьями, присяжными, секретарем, приставом, замысловатой архитектурой судейского престола итолпой жадных дочужих слез зевак подходит ему еще меньше, чем он– пиджаку.
Это чувство усилилось вдальнейшем, когда заседание началось ислово взяла окружной прокурор мисс Тута Урбивай. Вотуж кто соответствовал судебному антуражу допоследних долей процента! Внешне прокурорша напоминала две круглые канцелярские печати, поставленные одна надругую. Нанижний шар тела вплотную, безпризнаков наличия шеи, был насажен шар головы сшироким плоским лицом, обрамленным кудряшками каштановых волос. Лоснящиеся щеки, крошечные свиные глазки, шлепающие пиявки губ ирезкий уверенный фальцет неоставляли никаких сомнений, кто заведует всем происходящим взале и, видимо, заего пределами.
Похоже, что именно наэто жирное солнце скороткими протуберанцами кудряшек ориентировались подсолнечные морды публики, единодушно поворачивающиеся туда, где вданный момент соизволила пребывать мисс Урбивай. Судя поее вездесущему присутствию, она сияла надзалом, городом имиром, нинаминутку незаходя загоризонт, каксветило полярных широт.
–Каквам наша Тута?– шепнул мне старик.– Вотуж кто знает, чего хочет. Через два года будет губернатором, атам уже идо Белого дома недалеко.
Я заставила себя вслушаться всодержание речи– доэтого она воспринималась моим слухом какнеприятный режущий звук, скрежет стекла пометаллу. Прокурорша восхваляла свидетеля, которого намеревалась пригласить длядачи показаний. Кскрежету неприменимы ассоциации ссоловьем– если, конечно, тот несработан изржавых железяк, скрепленных разболтанными болтами,– нотем неменее мисс Урбивай, что называется, «разливалась соловьем», навсе лады ирулады расписывая беспримерное мужество этого гражданина, его выдающиеся человеческие качества, любовь ксвободе инеустрашимую верность истине ипрогрессу.
