Бросив меня цепляться снаружи, она двинулась кдвери, нов проеме, вклубах дыма иопаленный какдемон, появилсяЛео.
–Какприятно снова увидеть тебя, отец,– сказалон, улыбнулся ишагнул навстречу императрице.
Хана отшатнулась, придавив мои пальцы кперилам. Инстинктивно я ослабила хватку, акогда пустота подо мной разверзлась, ухватилась заподол ее мантии. Наодин душераздирающий миг тонкая ткань задержала падение, номой вес был слишком велик. Хрипло вскрикнув, Хана вобличье иеромонаха утратила равновесие, перевалилась через перила наменя, имы вместе рухнули вяростном вихре белого полотна идождя.
Крепко стиснув веки, я цеплялась занее, какза жизнь, иона первой ударилась обизогнутую крышу. Меня тоже сотряс удар, ноя упала поверх нее, мы вместе заскользили почерепице изатормозили укарниза, где вжелобе журчала вода. Ее тело, давно умершее, сильно воняло, ноя неподняла голову отее плеча.
Хруст искрежет рвущихся изразбитого горла слов раздирал мне ухо, перекрыв мириады других, далеких голосов. Я недвигалась, извуки повторились, еще настойчивее. Кое-как оторвав пальцы отмантии иеромонаха, я коснулась холодной имертвой кожи насломанной шее, идуша императрицы теплым потоком влилась внашу общую оболочку. Среди хаоса наодин прекрасный момент паника уступила место покою.
Мы выжили.
Хана подняла взгляд назамок, возвышающийся наднами. Дым еще валил изокна приемной, иповсюду ночь оглашалась криками паники. Может быть, фундамент замка икаменный, новверху, начиная спарадных залов, Кой состоял издерева ибумаги, все прекрасно горело.
–Сожалею,– сказалая, голос проскрежетал какпесок покоже.
Императрица неотвечала. Ей было инезачем. Ее горе, жестокое иеще более мучительное отбессилия, наполнило слезами мои глаза.
«Мы должны идти,– вот ивсе, что она наконец сказала.– Лео Виллиус, вероятно, считает, что мы погибли, ноесли решит проверить, ему есть кого занами послать. Нужно уходить, пока незакрыли ворота».
Примысли отом, чтобы сделать этой ночью еще хоть шаг, я пожалела, что мы непогибли. Даже после самых жутких нападений приютских мальчишек я незнала таких страданий иболи.
–Я возьму это насебя,– сказала императрица.
Я расслабилась, словно погрузилась втеплую воду, икогда она заставила наше тело подняться надрожащих ногах ис трясущимися руками, моя признательность незнала границ.
«Странно, что мы кэтому еще непривыкли,– сказалая, когда она заковыляла кприлегающему парапету.– Совершать побег изКоя каждую пару недель».
–Неволнуйся,– отозвалась она.– Врядли мы когда-нибудь сюда вернемся.
Глава25
Рах
Пламя лизало края величественных дверей. Дым вырывался изокон ибалконов, струился сквозь щели вдревних деревянных конструкциях. Уменя остались только плохие воспоминания обимператорском дворце, носердце всеравно болело. Сожжение святилища Мотефесет вызвалобы слезы наглазах итяжесть надуше каждого левантийца.
–Ты правда собираешься все сжечь?– спросиля, стоя вшатком перемирии рядом сСеттом вдворцовом саду.
–Разбитую ираздробленную Кисию легче удержать.
Сетт отвернулся отвнутреннего дворца, имы прошли через опустевший внешний. Большая часть мебели ипредметов искусства была разломана надрова, чтобы поджечь дворец. Когда мы проходили мимо, Истет разбила надодной такой кучей масляный фонарь иперешла кследующей, засовывая вкаждую щель свитки ибумагу.
–Другие места тоже готовы,– обратилась она кСетту, так старательно несводя снего глаз, будто стараясь забыть омоем существовании.– Все…– Ее взгляд стал еще более пристальным.– Все вышли?
–Поджигай,– сказалон, неответив навопрос.
Она сложила кулаки.
–Да, капитан.
Вынудив меня следовать заним нежеланной тенью, Сетт отправился кнекогда величественным дверям внешнего дворца. Разбитым чилтейцами. Сожженным левантийцами. Мы обеспечили себе недобрую славу ввеках.
Жесткое молчание Сетта непозволяло идумать оспоре. Все равно уже было слишком поздно. Столбы дыма отгорящего города заполонили небосклон, образуя черное, каксажа, облако. Надворцовой площади царила тишина. Нишагов, ниживых голосов– нисейчас, никогда-либо снова. Камень негорит, ноокружавшие площадь здания были издерева иглиняной черепицы, сдекоративными ставнями, тростниковыми циновками иакварельными экранами.
Вцентре площади держал лошадь Сетта знакомый седельный мальчишка.
–Капитан,– сказал Ошар.
Увидев меня, он вытаращил глаза.
Сетт, непоблагодарив, неостановившись идаже невзглянув напереводчика, взял поводья.
–ГенералБо?
–Он просил передать, что его люди закончили с… районом шелков? Ипереходят к… я немогу вспомнить название, капитан. Это юго-западный район города. Капитан Лашак взяла юго-восток. Генерал Корин– северо-восток исеверо-запад собеих сторон отглавной улицы, ноего иВторых Клинков задержали толпы людей, пытающихся выбраться изгорода.
Сетт ускорил шаг, иего лошади– неилонга, скоторой он отправился визгнание, другой– пришлось перейти нарысь. Ошар вприпрыжку поспевал заСеттом, его взгляд скользнул комне. Может, он сомневался, яли это– волосы сильно отросли иклейма было невидно. Я мечтал побриться уже много недель, боясь, что, если умру сейчас, боги неувидят, какую жертву я принес гурту.
–Вели генералу Корину иЙитти приступать,– сказал Сетт, когда мы достигли дальнего края площади.– Пусть просто делают то, что велено. Огонь поторопит людей лучше, чем что-либо.
После короткой паузы Ошар ответил:
–Да, капитан, ноесли им нужно убедиться, что их никто невидел…
–Просто заставь их поторопиться.
–Да, капитан.
И, бросив наменя последний взгляд, седельный мальчишка умчался.
–Свами кисианские солдаты?– спросиля, когда мы вышли сплощади наглавную улицу, камни которой пересекали тени.– Они будут жечь собственный город?
–Теперь они верны Гидеону. Или, покрайней мере, кисианским лордам, которые верны Гидеону.
–Верны настолько, что сожгут свои дома? Свою историю?
Он неответил. Толи его ярость немного утихла, толи Сетт понял, что лошади неудобно поддерживать его темп, ноон перешел нашаг. Главная улица была также пустынна, какплощадь, только ставни темных окон стучали наветру.
–Нам нужны здесь кисианцы,– наконец сказал Сетт.– Люди непоймут, если мы велим им побыстрее убираться. Иони должны увидеть, какмы вместе противостоим трусливым южанам, поджегшим город.
–Трусливым южанам?
Он поднял брови, будто приглашая назвать его лжецом, ноя невидел вэтом смысла. Все равно что назвать ночь темной. Сжечь город иобвинить вовсем врага, посеять семена ненависти кнему иблагодарности ксебе. План был умным ижестоким, ия старался убедить себя, что Гидеон никогдабы сам дотакого недодумался, ноименно он приказал неотделять головы оттел, также какубивать детей. Заэти недели попыток вернуться кнему испасти его жизнь я позволил себе забыть обэтом, носейчас отэтой мысли внутри все переворачивалось.
