– Хорошо.
Я зарылась в его камзол лицом. Прижалась, словно брошенный котёнок. Бертран подхватил меня на руки.
– Мама, – сказал зло и резко, – если ты её обманешь…
– То что?
Ох, как мне не понравился яд в её голосе!
– Ты будешь удивлена, – угрюмо сообщил он, направляясь к двери.
– Запомни, сын: девок у тебя будет много, а мать – одна!
Кот остановился, обернулся и серьёзно взглянул на неё:
– Лучше никакой.
И вышел.
Я положила голову ему на плечо, не в силах удерживать слёзы. Не всхлипывала, не рыдала, просто слёзы катились и катились, а я слишком устала, чтобы их останавливать.
Бертран внёс меня в комнату. Положил на постель. Расшнуровал корсет, снял платье. Я безвольно поднимала руки, когда нужно. Затем стянул многочисленные нижние юбки, оставив лишь одну сорочку. Когда он успел освободить меня от украшений, я не поняла. Провёл по волосам, наклонился и поцеловал. Нежно. Не в губы, нет: сначала в один глаз, потом в другой. Лёг рядом, подтянул к себе, обнял и набросил на обоих одеяло.
– Что он тебе сказал? – спросил тихо. – Я никогда не видел тебя настолько… сломленной. Ну, кроме угрозы запустить время.
– Показал. Я видела, как пытают человека… Как ему ломают кости… Как рвут сухожилия. Как клеймят и… Много всего.
Бертран вздрогнул, прижал меня крепче.
– Ясно. Ты раньше такого никогда не видела?
– Н-нет… А ты?
– Видел.
– Но ты же не… Пожалуйста, скажи, что ты не…
Он поднял брови и насмешливо взглянул на меня.
– Майя, ты серьёзно?
– Скажи.
– Я не. Не пытал. Не казнил. Не травил людей собаками. Не насиловал женщин. Не бросал детей на копья… Что ещё не?
Я всхлипнула, задрожала и разрыдалась. Он принялся нежно целовать, затем уткнул моё лицо в свою шею.
– Прости. Я идиот. Зачем он тебе всё это показывал?
– Он с-сказал, чт-то я – его к-кукла…
– «Ты должна быть послушной девочкой»? Вот это? «Ты – моя кукла, я в любой момент сдёрну тебя с руки», да?
Я уставилась на него.
– Откуда… Он… он и тебе так говорил?
– Нет, ну что ты. Я же говорю: я кое-что узнал. Нет, я всегда подозревал, что Румпель – сволочь, и что с ним нельзя заключать сделки. Но не знал, что настолько сволочь.
– Что ты узнал? – слабым голосом спросила я.
Мне стало легче.
– Думаю, что Анри убил Румпель. Я теперь в этом практически уверен.
– Зачем ему это?
– Видимо, решил, что тобой управлять будет проще. Может быть, сначала делал ставку на Белоснежку. Но сейчас он планирует её уничтожить.
– Ч-что? В каком смысле?
– Убить.
– Откуда ты знаешь…
– Я тут пообщался кое с кем… Этот кое-кто сам не понял, что рассказал, но я сопоставил факты. Румпель снова использует яд.
Приподнявшись на локте, я в ужасе посмотрела на него.
– Использу… ет?
– Да. Уже. С момента, когда ты её свергла, принцессу стали травить. Чтобы не было так очевидно – потихоньку. Но ты заметила, какая она в последнее время бледная?
– Я думала, она по отцу тоскует и… Господи… Как это ужасно!
Застонав, я снова прильнула к нему:
– Я не знаю, что мне делать… Совсем ничего не знаю. Мне так страшно!
– Тш-ш. Нас двое. Я всегда был один. А теперь нас двое. Мы что-нибудь придумаем. Может, арестуешь Белоснежку? Тюремную пищу готовит Беляночка, а она дама принципиальная. Её ни за что не убедишь подмешивать яд.
– А Румпель её подозревает…
Бертран криво усмехнулся:
– Я не удивлён. Он может подозревать кого угодно. Так что насчёт арестовать?
«Лучше бросить в темницу, а там… само получится» – зазвучали в голове слова Румпеля.
– Нет…
– Майя?
– Румпель так и хотел. Бросить в темницу. И был уверен, что она там умрёт. Нет, это не вариант.
Мы снова замолчали. Он зарылся в мои волосы, поглаживая меня по плечу.
– Бертран… увези её.
– Что? – он непонимающе посмотрел на меня.
– Увези. Помнишь, ты говорил про королевство Спящей красавицы?
– Ну, я не уверен, что она прям красавица…
– Неважно. Пожалуйста, забери её отсюда.
– А ты?
– А я вернусь в свой мир.
Его губы дрогнули, и Бертран отвёл глаза.
– Майя, – глухо прошептал он. – Я… я люблю тебя.
Он снова посмотрел на меня, и у меня дыхание замерло.
– Но…
– Я никому не говорил такого. Мне даже было приятно, что ты меня ревнуешь… Мне казалось, что ты… Что я тебе совсем безразличен. Знаю, я кажусь тебе легкомысленным. И ты права, да. Но… Я никогда и никому не предлагал выйти за меня замуж. Только тебе. Я обещаю, что у тебя не будет повода меня ревновать…
Я положила пальцы ему на губы. Покачала головой. Сердце разрывалось от боли и тоски.
– Прости. Я не могу. Чтобы стать твоей женой, мне нужно бросить Аню.
– Возьмём её с собой, – упрямо настаивал он.
– В этот ужасный мир? В мир, где казни совершаются публично, а в подвалах пытают людей? В мир Румпеля?
– А у вас не пытают?
Я не знала.
– Может быть. Но мы с дочкой вряд ли узнаем об этом. Кот, пойми меня… Пожалуйста. Я не могу.
– Понял. Хорошо. На рассвете увезу. Сейчас нельзя – ночью стражи больше, чем днём.
«Мы не увидимся больше» – прочитала я в его глазах. Бертран мужественно попытался скрыть от меня свою тоску. Прижался губами к макушке. Замер. Но я ощутила, насколько ему сейчас плохо. Запрокинула лицо, потянулась к губам и поцеловала сама.
Он очнулся и замер, когда моя сорочка и его рубаха оказались на полу. Сглотнул и прохрипел:
– Майя… Прости, я… Тебе плохо, а я…
Отстранился, но я вновь притянула его к себе:
– Я хочу быть с тобой, – прошептала, обвивая руками шею. – Я сама этого хочу.
И где-то на грани захлестнувших чувств и эмоций услышала, как тихо хлопнула дверь. И в тот же миг забыла об этом, когда Кот прижался губами к моей ключице и стал спускаться ниже. Показалось, видимо.
На заре Бертран ушёл, а я тотчас провалилась в сон, чувствуя невыразимое облегчение. Когда я уйду, Белоснежка будет в безопасности. Девочке ничего не грозит.
