И всё же зеркальце купить следовало.
—Знаешь, что меня удивляет в девчонках?— это был первый вопрос Эйя.— Притом, что удивлялка у меня давно отшиблена.
—Что?— буркнула Осень, уже начиная раскаиваться в возвращении зеркального «ангела» из небытия.
—Ваша склонность влюбляться в сволочей. И бескорыстная вера в то, что однажды сволочь перевоспитается. Это забавно.
—Забавно⁈
—А разве нет? Сволочь козлит с влюблённой идиоткой. Она идёт, ревёт. Потом он вдруг спохватывается и типа: «извини, вот тебе сто роз». Или сто одна. И дурочка всерьёз верит: о, он раскаялся! Он теперь нитакой. И так тысячу и один раз, без изменений.
—Это ты называешь забавным? То есть, тебе от такого смешно?
—Ещё как.
Осень остановилась, насупилась. Сузила глаза:
—Ну и зачем ты мне это говоришь? Ты же вроде хочешь, чтобы я тебя вытащила из зеркала? Тогда зачем пытаешься убедить меня, что ты — монстр?
—Хочу, чтобы ты верила лишь одной сволочи в своей жизни,— заржал Эй.— Мне. Не люблю, знаешь ли, конкуренции.
—Это, типа, ты честный?
—Ты удивишься, насколько с людьми можно быть откровенным. Чем больше вам говоришь правды, тем сильнее вы верите, что это ложь.
—Я напрасно вытащила тебя из реки,— прошипела Осень.
Эй ухмыльнулся, глаза его стали узкими и почти совсем чёрными.
—Обожаю заставлять девушек жалеть о сделанном.
—Фу. Звучит мерзко. Почему ты хочешь, чтобы я так плохо о тебе думала?
Парень лёг во внезапно появившийся гамак, закинул руки за голову и принялся качаться.
—Жил-был людоед,— невозмутимо начал Эй.— Он обитал в страшном-престрашном замке посреди мёртвого леса на высокой-превысокой горе. И был вечно голоден, потому что ни один нормальный человек не попрётся на высокую-превысокую гору в мёртвый лес. Тогда людоед повесил на дороге, ведущей в его логово, табличку: «В замке людоеда нет. Чесна». Но никто всё равно не шёл. И людоед сидел и плакал. И тут к нему пришёл добрый волшебник…
—Ты, что ли?
—Вроде того. Добрый волшебник пожалел несчастного людоеда, взмахнул волшебной палочкой, и надпись на табличке изменилась. Теперь там было написано: «Запрещается идти по дороге! Запрещается проникать в мёртвый лес. Осторожно: в замке живёт людоед».
—И?
—Всё. С той поры людоед не голодал.
Он замолчал. Осень вздохнула. Мимо ехали машины, бежали люди. Дождило.
—И зачем ты мне рассказал эту дебильную сказку о людоеде?
—О добром волшебнике, вапчет. Ладно, вернёмся к нашим козлам. Итак, парнокопытному шестнадцать. А тебе ещё нет. И то, что уже разрешено рогатому, ты купить не сможешь…
—Перестань,— поморщилась Осень.— Не называй его так.
Туповатый юмор Эйя девочке не нравился, и всё же парень был добрым. Это сразу чувствовалось.
* * *
Увидев Леночку на прежнем месте, Вера дулась почти целый день. Сначала попыталась продавить своё мнение, напирая на статус партнёра, но Герман выразительно приподнял бровь и в упор посмотрел на неё. Они оба знали, что партнёрство — чистая формальность, условие, поставленное отцом Веры как обязательное для его участия в проекте.
—Видимо, опыт ничему тебя не научил,— прошипела обиженная девушка и хлопнула дверью.
Герман проигнорировал выпад. Он знал, что Вере нужно время, чтобы остыть и включить голову. Зато остаток рабочего дня прошёл крайне продуктивно. Обсудив все детали с Выборгом и в общих чертах накидав договор подряда, Герман отправил черновик юристам и выдохнул. И тут же дверь приоткрылась, на пороге замерла виноватая Вера. Как всегда, когда чувствовала свою неправоту, девушка смотрела куда-то в сторону и теребила поясок.
—Ты поедешь со мной на дачу?
—Нет. Хочу сгонять в Выборг, ещё раз всё перепроверить.
—На выходных надо отдыхать,— возразила Вера и наконец посмотрела в его глаза.— Заедешь хотя бы на часик?
—Угу.
—Тогда захвати Витю. Пусть парень проветрится, пока погода тёплая.
Герман хмыкнул. Погода никогда не мешала семье Веры проветриваться, ведь в разных частях света она всегда разная. Но иногда приходится чем-то жертвовать ради мира. Например, возможностью побыть наедине с собой и любимой музыкой.
—Хорошо. Откуда?
—От школы.
—Ок.
Она подошла, положила руки на его плечи, наклонилась и чмокнула в губы.
—Ладно, я не возражаю против Леночки. Пусть уронит нас ещё на триста тысяч…
—Вер.
—Хорошо-хорошо, не буду язвить, раз уж она теперь — твоя протеже…
—Лена не моя протеже. А ошибиться может любой. Особенно, новичок. Впредь будет внимательнее.
—Ты слишком добр для бизнеса,— Вера потёрлась о его щёку, обхватила шею руками.— Ладно. Пусть тогда Тёмка к нам приезжает. Давно его не было.
—Возьми и пригласи. Я не хочу ему звонить.
—Ой, ладно тебе злиться! Младшие братья — это всегда геморрой. Уж я то знаю. Но он всё равно твой брат, не забывай, да?
—О таком вряд ли забудешь.
Она помолчала, а потом тихо уточнила:
—У нас с тобой всё ок?
Герман заглянул в её прозрачные глаза. И вдруг ощутил, что очень устал. «Взрослые отношения — это работа. Строительство одного общего дома двумя разными людьми, каждый из которых видит и конструкцию, и планировку, и интерьер по-своему».
—Нормально.
Тренькнул телефон.
—Герман Павлович! Я послала вам смс с бронью отеля в Выборге.
—Спасибо.
Вера тихонько вышла.
Освободился Герман примерно через час. И обнаружил, что у него есть часа три свободного времени. В последнее время жизнь не баловала его такой щедростью. «Вера права,— подумал мужчина, набрасывая куртку и выходя в дождь,— надо отдыхать». Он так устал, что даже собственную девушку стал воспринимать, как работу.
—Ну и как будем отдыхать?— спросил сам себя вслух. И усмехнулся. М-да.
Потёр пальцами виски. Помнится, Артём подарил старшему брату на день рожденья купон на вождение самолёта. Может, воспользоваться?
—Три часа мне не хватит,— решил Герман.
Да и не хотелось.
—М-да, это уже похоже на выгорание.
И отправился гулять. Он давно не бродил пешком.
Герман любил дождь так же сильно, как и Питер. А сейчас, в пятницу, можно было забыть о текущих делах и просто дышать, расправив жабры. Он шёл мимо модерна, отражённого в лужах, и снова чувствовал себя пятнадцатилетним пацаном. Перепрыгнул целое озеро на пешеходном переходе и улыбнулся. Душу охватило ощущение озорного всемогущества, как в юности. «Я всё смогу,— утверждало оно.— Потому что это я».
