—Властимир,— мурлыкнула тихо и, вздохнув, снова смежила веки.
Милое личико стало совсем довольным. А ведь она рада! И наверняка ждала его, просто усталость взяла свое.
Что же, будить ее теперь ради собственной прихоти?
Плюнув на всё, Властимир быстренько промочил горло оставленной у окна водой. Мясо выкинул прочь — пусть лютоволк подъест,— а сам избавился одежды и лег под покрывало, чтобы с огромным удовольствием прижать к себе разомлевшую красавицу.
И стало спокойно. Ушла тревога, а веки потихоньку стали наливаться свинцом.
Однако как быстро сон пришел… и в голове появился странный шум. Никогда такого не было. Тревога кольнула сердце, и Властимир попытался раскрыть глаза, но чернота вдруг сгустилась — и его утащило в бездонную пропасть сна.
Последнее, что он услышал — далёкий плач мавок и скрип отворившегося окна.
* * *
Под ногами пружинила теплая земля. Длинные стебли трав сплетались в шёлковый ковер, нежно щекотали босые пятки.
Мягонько было бежать, как по перине! И так легко… Забаве казалось, что стоит взмахнуть руками — и напоенный ароматами цветов ветер подхватит ее, унесет прямиком к небу. Ах, как весело будет отдохнуть на пушистых облаках! Вдоволь полюбоваться бездонной синью, насквозь пронизанной золотом солнечных лучей.
А потом вновь вернуться сюда — в дивный сад,— и снова бегать меж деревьев, собирать ягоды и грибы, угощаться дикими, но такими сладкими яблоками. А можно и подружек призвать!
Стоило об этом подумать, серебряным колокольчиком зазвучал девичий смех.
—Забава!
—Иди к нам, Забава!
—Мы так ждали!
—Звали тебя!
И на изумрудной опушке леса появились девушки. В свете солнца блеснули льняные кудри, тонкая сорочка облепила манящие изгибы, а на голове у каждой красовался венок из цветов.
Девушки улыбались ей и протягивали руки. Манили к себе.
—Подружка наша миленькая!
—Сестрица ненаглядная!
—Проснись!— завизжали хором.
И нежные лица исказились болью, а на коже проступила гниль.
И все вокруг начало гнить тоже! Трава превратилась в бурую паклю, деревья согнуло, на ветках выросли острые колючки, а вместо исполненного свежести воздуха в нос толкнулся смрад болота и разложившейся плоти.
От ужаса перехватило горло — ни вскрикнуть, ни вздохнуть!
Забава распахнула глаза и чуть не сомлела обратно. Где она?! Почему вокруг так темно и холодно?! Сквозь бешенный грохот крови в ушах не сразу разобрала, что лежит она на земле, а рядом звучит людская речь.
Хотела было дернуться, но руки и ноги не слушались. И язык занемел! Никак не позвать на помощь.
—А может, прирежем ее?— раздалось вдруг рядом.
И Забава вновь застыла, не смея шевельнуть даже пальцем.
Убить хотят? Её?!
—Велено доставить в целости,— ответил из темноты другой голос.— Тьфу, меченная падаль!
И на щёку попали брызги слюны.
Забаву аж замутило — как мерзко!
—Ну что, отдохнул уже?— снова подал голос первый.
—Да погоди, дай размять ногу…— возразил второй.— Охо-хо, как же скрутило… шагу не ступить!
—Дай помогу.
И послышалась возня. А Забава тихонечко попятилась назад. Тело само двигалось, будто кто-то им управлял. И перед глазами начали проступать очертания: острые клыки частокола, темные, без единого огонька, избы и две размытые тени, копошившиеся поодаль.
Бежать надо!
Но оберег, что дал ей князь, нагрелся раскаленным камнем. Чуть кожу не прожег! Не таясь больше, Забава сорвала его с шеи. И стоило только отшвырнуть в сторону, как ее подкинуло вверх.
—Девка очнулась! Лови!— взревело со всех сторон.
А Забава что есть духу припустила к лесу.
Кажется, ноги земли не касались — летела будто на крыльях. Через забор ловчее белки перемахнула. И ноги тотчас утонули в болотном месиве. А впереди из-за скрюченных деревьев показались мавки. Истлевшие все, страшные — они протягивали к ней руки.
Сердце зашлось от ужаса.
—Где она?! Зови стражу!— донеслось совсем близко.
Прикусив до крови губу, Забава кинулась в объятья нечисти. Лучше сгинет, чем волхвам достанется!
Перед глазами мелькнули обезображенные лица — с выпавшими глазами и щербатыми провалами ртов. Вокруг шеи сомкнулись ледяные пальцы, а в уши полился хрип и смех.
—Наша теперь, наша!
—Сестрица…
И, ухватив ее крепче, мавки бросились в самую чащу. А селение волхвов осталось далеко позади.
* * *
Властимир
Властимиру казалось, что лежит он на дне Чуди, в самом глубоком омуте. Холодно вокруг. Темно и тоскливо… А над головой едва шевелится плотная толща воды. Давит на грудь, сковывает ледяными цепями. И все шепчет, шепчет на ухо безмолвную колыбельную, уговаривая сдаться на милость черных волн.
Но Властимир как мог сопротивлялся этому.
Изо всех сил пробовал двинуть хоть мизинцем, хоть немного приоткрыть глаза, но Чудь была сильнее. Играючи сминала волю, душила собой, утаскивала глубже. Нет, не вода в ней течет, а боль и стылое отчаяние! С ума можно сойти от бесконечных попыток выбраться из этого плена. Избавиться, наконец, от незримой удавки!
Только подумал об этом, как чернота вокруг зарябила, складываясь в размытый силуэт.
Крутобедрая женская фигура на расшитых золотом покрывалах, светлые волосы, спадающие куда-то вниз, во тьму. Кожа незнакомки отдавала мертвенный белизной, глаза были плотно закрыты, а из груди торчал меч. Однако крови не было. Только дымка вилась вокруг раны да изредка вспыхивали молнии.
Они кусались так больно! А черное железо выпивало из тела все соки… Жгло, резало изнутри, причиняя невыносимую муку. Во сто крат хуже той, что испытывал он, лежа в беспросветной глубине.
И по запавшим щекам девушки вдруг покатились слезы. Они срывались вниз, напитывали клубившиеся у изножья лежбища облака, чтобы родить в их брюхе ядовитый дождь вперемешку с пеплом…
Да ведь это же Лада — мертвая богиня!
Властимир аж вздрогнул. И от этого крохотного движения силы вмиг вернулись. Более не медля, он распахнул глаза. И ничего не увидел — слишком темно. Зато сразу почуял, что кровать пуста.
И как в прорубь макнули — Забава пропала!
Вскочив, он кинулся к распахнутому окну. Ноги тут же подкосились и задрожали от слабости. Дурнота обмахнула тяжелым поветрием, того и гляди снова в беспамятство кинет. Да что с ним такое?! А темно вокруг — хоть глаз выколи, тишина мертвая.
